Нина Шнирман - Счастливая девочка растет
Мы ложимся спать. Я сижу в ночной рубашке на своей кровати и разглядываю трусики и брошку-пароход, они рядом на стуле. Не буду ложиться, если лягу, сразу засну, а мне ещё хочется всё вспомнить и посмотреть на свои трусики и пароход!
Взрослые часто говорят, что у них что-то не помещается в голове, у меня всегда в голове всё помещается! И сегодня Папка привёз такой замечательный сюрприз — он весь поместился у меня в голове, я сижу и всё вспоминаю.
Входит Бабушка, у неё мокрые глаза и руки прижаты к груди.
— Жоржик! — Она говорит очень серьёзно, ласково, и мне опять кажется, что ей трудно не плакать. — У меня лет тридцать не было таких красивых, удобных, мягких туфель! Большое вам спасибо! И они мне удивительно по ноге!
— Я рад, Надежда Ивановна. — Папа кивает головой и немножко смущается.
— Посмотри, Мышка, я думаю, тебе понравится! — И Папа что-то протягивает Маме.
Мама не просто охает, а прижимает «это» к лицу, и я вдруг вспоминаю: война, Свердловск, сорок третий год, лето, Мамин день рождения, Папин подарок, который дарит Ёлка, и что-то блестящее, прекрасное, лёгкое, жёлтое летит над столом — крепдешиновая косынка! И сейчас и тогда Мама прижимает «это» к лицу. Потом она ставит «это» на рояль, я вздрагиваю — Мамочка очень бережёт рояль. Мы все — нас трое и Бабушка — подходим к роялю и видим: на рояле стоят игрушечные, волшебные, маленькие-маленькие ярко-жёлтые босоножки.
— Это Мишке на следующее лето, — объясняет Папа.
— Правда, они похожи на сыроежки?! — У Мамы немножко хриплый голос.
Два радиоприёмника, большой и поменьше, пишущая машинка с русскими буквами и пишущая машинка с английскими буквами, машинка для точки карандашей, чемодан с «отрезами материалов»… Папа говорит:
— Мышка, только что открылось академическое ателье, может, ты сошьёшь себе там несколько платьев, а то ведь у тебя уже совсем ничего нет!
Мамочка открывает следующую коробку… а там шёлковые перчатки — длинные, короткие, белые, чёрные, жёлтые, коричневые, с полосками, с дырочками, с пуговками, с кнопками. Мама охает! И шёлковые чулки. Мама опять охает, а под чулками коробочка — Мамочка её открывает и говорит:
— Жоржик, милый, ну как ты догадался?!
В коробке бусы — это называется «бижутерия», — они все три одинаковые по форме, но разные по цвету — белые, нежно-голубые и нежно-зелёные.
Лучше всего — Мамочка между столами в Папиных сюрпризах и босоножки-сыроежки. Они стоят сейчас на рояле — это чудо, как Мишенькины пальчики и брошка-пароход!
Я думаю: на свете нет брошки лучше!
Потому что это па-ро-ход!
Мальчик Алёша
Мы ужинаем, Бабушка вдруг говорит:
— Дети, завтра пойдём в Ботанический сад.
Анночка спрашивает:
— А можно, Алёша с нами пойдёт?
Бабушка говорит, что нельзя, потому что Алёшина бабушка разрешает ему без неё быть только во дворе с Анночкой или у нас дома.
Наши соседи по лестнице очень странные люди — они похожи на засохшие растения, но почему-то их совсем не жалко, и когда о них думаешь, то о них совсем нечего подумать — они ни с кем не разговаривают, не улыбаются, не смотрят в глаза, а когда с ними поздороваешься, тихо и безразлично говорят: «Здравствуй».
Зимой, когда ещё была война, к ним приехал внук Алёша — и он оказался весёлый, добрый, хороший и даже красивый — совсем-совсем на них не похож! Он на несколько месяцев младше Анночки и немножко ниже её, но они оба красивые — только Анночка беленькая, а он чёрненький. Бабушка их скоро познакомила, они так подружились и стали почти всё свободное время проводить вместе. В школу-то они ещё не ходят!
Я увидела их первый раз вдвоём зимой во дворе. Они стояли рядом: пальто, и валенки, и шапки — всё белое — и смеялись — в снегу же поваляться — это так здорово! Подхожу к ним и спрашиваю:
— Хорошо повалялись?
Алёша вдруг сделал такой небольшой шаг вперёд и в сторону — получается, перед Анночкой, — это было странно — он выпрямляется, вскидывает голову и смотрит мне прямо в глаза, спокойно смотрит, но я сразу понимаю: он заслоняет Анночку от меня, он защищает её… от меня!
И в груди у меня что-то закололо!
Мамочка уже покормила Мишеньку и ужинает с нами — это так хорошо, без неё всё мне кажется немножко ненастоящим.
— Бабушка сказала, что вы теперь с Алёшей в шахматы играете? — спрашивает Мамочка Анку. — Нравится тебе?
— Очень! — радуется Анночка.
— Могу себе представить их шахматы! — Ёлка хмыкает и пожимает плечами.
— А кто же чаще выигрывает? — спрашивает Папа.
Анночка задумалась, потом говорит:
— Не знаю!
— Очень интересно! — говорит Папа, и сразу видно, что ему очень интересно. — Вы сегодня играли?
— Играли, — кивает Анночка.
— Ты играла белыми или чёрными?
— Белыми.
— И какой же ты сделала первый ход?
— Е2 — Е4.
— Прекрасно! Дальше что?
— Дальше мы ели друг у друга — пешки ели, слонов ели, коней и ладьи!
— Дальше, когда много всего съели, что было потом?
— Потом… — Анночка немножко думает и говорит: — Алёша съел моего короля.
— Очень интересно! — радуется Папа. — И что было потом?
— Мы играли дальше, ведь ещё остались фигуры, — объясняет Анночка.
— Так-так! — Папа просто в восторге. — Доедали оставшиеся фигуры!
Мамочка закрыла лицо руками. Я чувствую — хохочет, но старается хохотать тихо.
— Вы что, с ума сошли? Обалдели? — кричит Ёлка, она редко кричит, а сейчас от возмущения вся стала красная. — Если вы съели короля, это всё! Конец партии! Нельзя играть без короля!!!
Мамочка снимает очки и вытирает платком глаза. Потом надевает очки, смотрит на Папу, и они начинают хохотать вместе.
— Анночка, извини. — Мама сквозь смех еле говорит. — Это мы не над тобой смеёмся… просто мы с Папой… вспомнили… как мы с ним в шахматы играли… нам они так нравились!
— И мне шахматы очень нравятся! — радуется Анночка.
— Да какие это шахматы?! — кричит Ёлка. — Это жуткая глупость, а не шахматы!
— Ну, деточка, так ли уж это важно! — вдруг говорит Бабушка. — Ну съели они короля — разве в этом дело? Важно, что у неё теперь есть друг! Они вместе играют, гуляют, я её во двор с ним совершенно спокойно отпускаю, как с Ниночкой.
Я вздрагиваю — «как с Ниночкой»! Значит, Бабушка думает, что Алёша… он что?., он Анночке… как я?
— Алёша такой хороший мальчик! — радуется Бабушка. — Очень хороший, добрый, воспитанный!
Я молчу, а в груди у меня что-то колет.
