Изабелла Аллен-Фельдман - Моя сестра Фаина Раневская. Жизнь, рассказанная ею самой
– Как это – передал? – ужасаюсь я.
– Ну, «передалась» она сама, – сестра усмехнулась, выказывая неодобрение. – А он, понимая, что дни его сочтены, одобрил и благословил. Но там все закончилось не браком, а романом, который кипел так же бурно, как должен кипеть хороший бульон. Потом и его не стало, и она теперь у разбитого корыта. Один раз сказала мне: «Зря я ушла от второго мужа, он так любил меня, долго не отпускал, и я его, кажется, любила. Но жизнь с ним казалась такой ску-у-учной».
Сестра некоторое время молчит, а потом вздыхает и говорит мне с улыбкой:
– Как же я люблю скучную жизнь, когда все размеренно, тихо, чинно! Никогда не жила так, наверно, поэтому и люблю.
18.12.1960Ходили в кино, смотреть комедию «Подкидыш». Сестру узнали, едва мы вошли в фойе. Сеанс начали с опозданием – зрители не спешили идти в зал, окружили нас и восторгались: Раневская! Раневская! Когда мы попытались подойти к кассе, откуда-то выскочил очень галантный мужчина и провел нас в зал без билетов. После сеанса зрители аплодировали так громко, что я всерьез испугалась, как бы не рухнула крыша. Нет, все-таки в этой народной любви что-то есть. Даже мне было очень приятно, а уж как расцвела сестра – не передать. Потом смущенно ворчала, что вот пора бы и привыкнуть, а она все никак не привыкнет.
21.12.1960Одной сидеть дома скучно. Не всегда читается, а радио я не люблю, тем более здешнее – вроде бы и по-русски говорят, а о чем, понять невозможно. Выхожу гулять. Сегодня решила потратить время с пользой и зашла в булочную, чтобы купить свежего хлеба. Соблазнилась «городскими», так было написано на ценнике, булками по семьдесят копеек за штуку. Купила четыре штуки. Уже дома поняла, что дала девушке за прилавком пять рублей, а сдачу получила, как с трех – двадцать копеек. Расстроилась. Неприятно, когда тебя обманывают. Я – человек, не привычный к советским купюрам, но ведь девушка видела, что я дала ей пять рублей. Она-то привычная. Ругаться не пошла, знала, что еще больше расстроюсь. Дело не в сумме, сумма-то небольшая, а в обиде. Сестра пришла поздно, сразу заметила, что я расстроена, и пристала с расспросами. Пришлось ей все рассказать, иначе бы она не отстала. Сестра смеялась так заразительно, что мне тоже стало весело. Я вспомнила приказчика Ванечку из чайного магазина на Петровской в Таганроге, который считал: «Две осьмушки, да полфунта, да еще чайка на три золотника, вот и вышло с вашей милости два с половиной фунта». Сестра рассказала, что Ванечка стал писателем, пишет для детей и, кажется, неплохо. Поистине, наш Таганрог – колыбель талантов!
22.12.1960Пока я спала, сестра успела спуститься в булочную и устроить скандал директору. Проснулась я от настойчивого звонка в дверь. Открываю, а на пороге стоят сестра и незнакомый мужчина лет сорока, лысый, толстощекий, в пальто, накинутом на белый халат. Оказалось, что это директор булочной, который пришел принести мне извинения, чтобы сестра не писала на него жалобу. Сестра намеренно не стала открывать дверь своим ключом, чтобы гость не застал меня в неглиже. Так я хотя бы халат накинула, прежде чем открыть дверь. Директор булочной не пошел дальше прихожей. Он пространно просил прощения, заверил меня, что ничего такого больше не повторится, и пообещал уволить обманщицу. Мне показалось, что увольнение – это чересчур, достаточно, если она пообещает впредь так не поступать. Директор стал убеждать меня в том, что только строгостью можно поддерживать порядок. Говорили мы громко, и шум голосов привлек внимание соседей. Раздался стук в дверь, что-то спросили. Сестра открыла дверь и сказала:
– Все нормально, мы в кои-то веки привели к себе мужчину и решаем, кто будет первой, а кто второй.
Я была готова провалиться со стыда сквозь землю. Директор покраснел еще больше, пробурчал что-то и ушел. Примечательно, что два рубля он нам так и не вернул. Сестра сказала, что ее обсчитывают постоянно (это у нас, наверное, фамильное), но она никогда не скандалит, потому что стесняется шуметь из-за каких-то копеек. Но, когда обидели меня, она рассердилась и решила, что так этого не оставит. Я теперь буду ходить в какую-нибудь другую булочную, в этой мне появляться неловко. Странно и неудобно, что здесь нельзя делать покупки по телефону или же договориться, чтобы из булочной ежедневно по утрам доставляли свежий хлеб так же, как приносят газеты.
25.12.1960Здесь не принято праздновать Рождество, которое считается буржуазным праздником. Празднуют только наступление нового года. У нас дома всегда ставили елку на Рождество. Находились ревнители, упрекавшие в том нашего отца. Он улыбался и отвечал, что Бог заповедовал людям радоваться и от лишнего праздника никакого худа никому не будет. Отец был умным человеком, из тех, про кого говорят er hat großzügige Ansichten[5]. Он так переживал, что сестра не захотела уезжать с ними. Винил в том себя, однажды сказал, что надо было нанять троих молодцев, чтобы они схватили сестру и силой привели на пароход. Не уверена, что столь крайние меры оказались бы действенными. Сестра прыгнула бы с парохода в море или же вернулась бы обратно из Констанцы. Характер у нее отцовский, фельдмановский, это я пошла в мать, а братья – ни в мать, ни в отца, серединка на половинку. Возразить отцу они могли, а настоять на своем духу не хватало.
В четверг у нас событие – мы приглашены в Большой театр на балет. Танцует та самая балерина, наша соседка, которая дружит с сестрой. В Мариинском театре я была не раз, а вот в Большом побывать не пришлось. Если говорить начистоту, то в Москве до отъезда я толком ни разу и не бывала, все проездом – на день, самое большее – на два. Времени только и хватало на то, чтобы Петровский пассаж обойти да к Солодовникову заглянуть.
Ходила вчера по улице Горького, хотела купить подарок сестре. Ничего не нашла. Очередей я боюсь, а без них ничего купить невозможно. Хвалю себя за то, что предусмотрительно припрятала кое-что. Представляю, как обрадуется сестра шелковому шарфику. Любовь к ярким вещам у нее с детства.
У людей радостные лица. Предчувствие праздника витает в воздухе. Новый год мы будем встречать в гостях. Я была бы не прочь встретить его дома, с годами все больше и больше начинаю ценить тихие семейные праздники, но не все зависит от меня одной. Сестра хоть и ворчит постоянно про то, как ей все надоели, но на самом деле одиночества и тишины не выносит. Слишком живой характер. Или это уже издержки профессии – привыкаешь к публике, тянет постоянно быть на людях?
26.12.1960Здесь совершенно не принято обедать в кафе, все едят дома. Рестораны обычно посещаются вечером, чаще по какому-то торжественному поводу. Сестра говорит, что кафе в Москве почти нет, есть столовые, которые похожи на трактир «Саратов». Думаю, что она преувеличивает. Даже по прошествии стольких лет о «Саратове» невозможно вспоминать без содрогания. Дамы, проезжая мимо этой cloaque[6], спешили поднести к носам надушенные платочки, а мужчины закуривали или попросту зажимали носы. «Саратов»! Вспомнишь его, и ужинать уже не хочется.
