Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
«Повесть и житие» относится к литературе нон-фикшн, к «невымышленной прозе». В кругу опубликованных произведений, написанных «простыми людьми», книга Д. Т. Зайцева занимает особое место. Она значительно превосходит их объемом (35 авторских листов), эпическим охватом событий, количеством действующих лиц и, не побоюсь сказать, масштабом дарования автора. Он – незаурядная личность сам по себе и, одновременно, представитель особого старообрядческого мира с особенной исторической судьбой. Он же – представитель редкого в современном русском социуме типа рассказчика, наделенного талантом к длительной монологической речи, построенной по законам словесного искусства и обладающей мощным эмоциональным воздействием на слушателя, и он же – талантливый писатель (единственный, которого на сегодняшний день дала старообрядческая среда Северной и Южной Америки). Наконец, книга Данилы Зайцева действительно написана «на испоконном языке неисковерканном» – на русском диалектном языке, который избежал воздействия литературного языка, стирающего диалектные черты, словно ластик-«шоркалка».
В жанровом отношении «Повесть и житие» является сложным сплавом многих светских и христианских жанров древнерусской литературы. В ней есть черты летописи, бытовой и сатирической повести, хожения, плутовского романа, жития, проповеди, поучения, исповеди; в текст включены духовный стих об Алексее, человеке Божьем, сказки, исторические анекдоты и многое другое.
* * *Рукопись книги представляет собой семь общих тетрадей в линейку форматом А4 со сплошной нумерацией страниц (всего их 805); она не завершена по вполне естественной причине: в последней тетради кончились страницы. Текст написан русской гражданской азбукой, печатными буквами в сочетании со скорописными, без разграничения прописных и строчных; основной пунктуационный знак – запятая. Деления на какие-либо сюжетно-смысловые части (абзацы, главки, главы) рукопись не имеет. С точки зрения школьного учителя весь текст – сплошная орфографическая ошибка: он написан с помощью фонетического письма (начальная страница рукописи воспроизведена дизайнером Сергеем Андриевичем на обложке). Автор пишет, как говорит, более того – когда пишет, то, по свидетельству П. Алешковского, проговаривает слова вслух. Тем не менее оказалось, что фонетическое письмо Данилы Зайцева имеет интуитивно разработанную им графическую и орфографическую систему. Текст отражает многие черты архаичного говора старообрядцев Южной Америки, как лингвистический источник рукопись сопоставима по ценности с памятниками древнерусской и старорусской письменности, в том числе с новгородскими грамотами. Однако П. Алешковский убедил меня в необходимости в первую очередь издавать «Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева» как литературное произведение, а не как памятник письменности.
Основной принцип, которому я следовала при подготовке рукописи к публикации, – не вмешиваться в текст и не подвергать его литературному редактированию в привычном смысле. Я сохранила построение фраз так, как оно есть у автора. Иногда они покажутся корявыми, однако эти синтаксические «корявости» открывают нам, как у человека устной культуры происходит процесс перехода мысли из устной формы в письменную, и тем особенно интересны. Текст «Повести и жития» переведен в литературную орфографию, с передачей наиболее ярких фонетических черт в родном диалекте автора и сохранением в некоторых случаях авторских написаний. Он оформлен по современным пунктуационным правилам; имеющиеся сокращения по возможности раскрыты. Сплошной текст рукописи разбит на отдельные предложения, диалогические единства, абзацы, пронумерованные главки. Следуя за рукописью, мы с П. Алешковским решили сохранить за самой крупной структурной единицей текста – главой – название «Тетрадь», допуская некоторую подвижность границ между семью тетрадями-главами по сравнению с оригиналом, если того требовало завершение сюжета. Текст снабжен постраничными лингвистическими и фактологическими комментариями. В диалектных словах, некоторых литературных, имеющих в диалектной речи другое ударение, а также в некоторых формах слов поставлены знаки ударения. Книга завершается «Словарем диалектных, устаревших и малоупотребительных слов и выражений», дающим представление о лексическом богатстве индивидуальной речи автора и его родного диалекта.
Чтобы книга, по выражению автора, «вышла на воздух», мы с Д. Т. Зайцевым проделали большую совместную работу. Я признательна Российскому гуманитарному научному фонду и акционерной компании «Транснефть» за финансовую поддержку экспедиций Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН в старообрядческие общины Южной Америки в 2011–2013 годах. Во время экспедиций я имела возможность встречаться с автором, мы много часов провели вместе за разъяснением непонятных мне фрагментов текста, диалектных слов и выражений. В 2011 и 2012 годах это было в Аргентине, в гостях у Данилы в Неукене, в ноябре 2013-го – в Боливии, в Санта-Крусе, куда он вместе с женой Марфой специально приехал из Аргентины. В Санта-Крусе фотограф Митя Алешковский и сделал снимок, помещенный на обложке книги.
Я также благодарю моих друзей и коллег из разных городов и стран – из Москвы, Санкт-Петербурга, Пскова, Калуги, Орла, Петрозаводска, Омска, Новосибирска, Магнитогорска, Томска, Владивостока, Симферополя, Киева, Одессы, Донецка, Луганска, Санта-Круса, Торуни, Риги, Даугавпилса, Вильнюса, Тарту, Локсы – за поддержку словом и делом в долгой работе над подготовкой к изданию книги Данилы Зайцева.
Ольга РовноваЭстония, Локса,август 2014 г.Тетрадь первая
1
Предки моего отца. Прадед Сергей Зайцев из Томска, прозвища кержаки. Хто и в како́ время выехали из Керженса[1], не знаю. Дед Мануйла Сергеявич родился в Томске в 1898 году, в 1906 году переехали в Горный Алтай, а в 1918 году переехали в деревню Надон.
Предки моего отца с матери́нной стороны. Прадед Агап Пантелеяв из Алтая, Бухтармы. Баба Федора Агаповна родилась в 1903 году, в 1919 году переехали в деревню Надон, и в тем же году вышла замуж за деда Мануйла. В 1921 году родилась Елена, 10 апреля 1922 года родился тятя Терентий Мануйлович. Баба Федора родила шестнадцать детей, но в живых остались семеро: Елена, Терентий, Капитолина, Григорий, Харитинья, Александра и Прокопий.
Семья Зайцевы были умеренно религивозны. Весёлы, голосисты, музыканты, в доме водилась гармонь, балалайка. Вели жизнь спокойну, жили в достатках, имели скота, сеяли зерно, были хорóши рыбаки и охотники, жили умирённо, не захватывали и не завидовали, к религии относились благожелательно, но не аскетами, хотя деда Мануйла брат Егор был наставником. Жили очень дружно и весело, в деревне имели дружбу со всеми, и за ето их любили, часто их дом был забит гостями, играла гармонь и балалайка, и пели песни.
Предки моей матери. Прадед Корнилий Захарьев, по прозвищу кержаки. В како́ время выехали из Керженса – неизвестно, как попали в Алтай – не знам. Мой деда Мартивьян Корнилович родился в 1902 году в деревне Чинкур.
Предки моей матери́нной стороны. Прапрадеда Иларивон Шутов с Урала, потом стали называть Шутовскя заимка, а впоследствии переименовали в Шутовские заводы. Был очень богат и очень религивозной, соблюдал все заповеди Господни, был добр и милостив. Но смерть его стра́шна и чу́дна. Когда пришли красны к власти, раскулачили и нашего прапрадеда. Ка́знили как могли, вырезали ремни, жгли, били, топили, издевались, томили в тюрме. Бог знат что только ни делали, и в консы́ конса́х[2] повели их на расстрел. Поставили их к стене, дали команду «огонь». После выстрела все пали, а наш прапрадеда Иларивон как стоял, так и стоит. Подошли, в упор ишо выстрелили – он всё стоит. Подбежал старшина, хотел сашкой зарубить. Сашка переломилась – он всё стоит. Все обезумели. Он попросил пить. Подали ему напиться, он пивнул трижды, вообразил на себе крестное знамя, ляг и скончался. Ето всем было ужасно.
Прадед Савелий Иларивонович скитался со своей семьёй и как-то попал в Алтай, деревню Чинкур. Наша баба Евдокея Савельевна родилась в 1905 году, в Чинкур попала девкой, от 1924 по 1926 год. Попали зимой – голодны, холодны, оборванны, настрадавшись, обратились к прадеду Корнилию Захарьеву за помощью. Захарьевы жили по-богатому. Прадед был очень религивозной аскет, но не милостив, за любую провинку детей избивал до полусмерти. Деда Мартивьян был старший, от все етих побояв получился травмирован, стал полудикóй и боялся всего. Даже, когда приходили из моленной, прадед спрашивал, какоя сегодня было поучения, у детей поочерёдно. Увы, ежлив подробно не расскажет!
Вот прадед Савелий Иларивонович когда обратился к прадеду Корнилу, тот посмотрел на семью и сказал: «Отдашь Кейкю за Мартьянку – помогу, нет – как хошь». Родители погоревали, потужили. Что делать? Холодно, голодно, дочь жалко, жених пугливый – потужили да и отдали. Баба Евдокея его не любила, но что поделашь: родители просют, да и ситуация заставляет, а пойти против родителей – ето Бога оскорбить.
