Василий Скоробогатов - Берзарин
Как долго продлится лечение — этот вопрос некоторое время оставался открытым. Выход один: надо набраться терпения.
…Наш оборонительный период Великой Отечественной канул в Лету. Да, командиры взводов, рот, батальонов порой и оборонялись, и наступали, иногда — пятились назад. Но все это — тактические приемы. Главное, однако, то, что, как я уже сказал, вал войны покатился на запад. Что было в головах Николая Эрастовича и его сотоварищей по Тимирязевке, принимавших госпитальные процедуры?
Они, конечно, не могли не размышлять о пережитом на полях сражений в 1941 и 1942 годах. Картины пожарищ. Да и сама война представлялась чудовищным пожаром. Николай Эрастович, находясь на Дальнем Востоке, знал, что такое таежный пожар. Это — волны огня, напирающие друг на друга… Страшные страницы с батальными сценами. Жестокость исторической судьбы. Жестокость исторических движений на просторах нашей родины.
В мозгу генерала запечатлелись параграфы многих приказов, постановлений, директив. Документы Ставки, приказы наркомата, штаба фронта. Отчаянные, жестокие документы того времени.
Чего стоит один только приказ Ставки Верховного главнокомандования Красной армии № 270 от 16 августа 1941 года. В документе этом в качестве положительного примера назван Василий Иванович Кузнецов[32]. Именно он и его командиры и политработники организовали в первые дни войны выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий.
«Но вместе с тем, — говорилось в приказе, — командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов проявил трусость и сдался в плен, а штаб и части вышли из окружения; генерал-майор Понеделин, командующий 12-й армией, сдался в плен, как и командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов. Это позорные факты. Трусов и дезертиров надо уничтожать».
А вот на днях Николая Эрастовича в госпитале посетил Афанасий Павлантьевич Белобородов, рассказал, что уже известно, что Владимир Яковлевич Качалов, проявив героизм и мужество на поле боя, убит. Понеделин попал в плен тяжело раненным, без сознания. Он не в состоянии передвигаться и, естественно, врагу не служит.
Далее в приказе содержались пункты:
«1) Срывающих во время боя знаки различия и сдающихся в плен считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших Родину. Расстреливать на месте таких дезертиров.
2) Попавшим в окружение — сражаться до последней возможности, пробиваться к своим…
3) Активно выдвигать смелых, мужественных людей».
Приказ № 270 был прочитан во всех ротах, эскадрильях, батареях.
* * *Каждого военнослужащего в действующей армии и в тылу этот приказ, разумеется, потряс. Фельдсвязь доставила его в тот день, когда Берзарин, вернувшись из служебной поездки в Ленинград, застал свой КП опустошенным. Ему сообщили об аресте начальника штаба армии генерал-майора Ф. Н. Романова. И ничего он не узнал о причинах этой меры, начштаба как в воду канул.
Но человеческая натура такова, что способна забывать и самое страшное. Череда событий быстро отодвинула тяжкий приказ № 270 куда-то в сторону. В 1942-м появилась директива Ставки ВГК № 170–542 от 31 июля 1942 года «О создании заградительных отрядов». А до этого был еще приказ народного комиссара обороны СССР № 227 от 28 июля 1942 года, известный по прозвучавшему тогда призыву: «Ни шагу назад!»[33]
Перед глазами пылал «Рамушевский коридор». Он находился перед фронтом 11-й и 1-й армий. 27-я и 34-я армии действовали по соседству. Коридор этот так и не смогли перерезать войска встречными ударами. Почему? Генерал А. И. Антонов объяснил причины наших «неудач» так:
«В 1941-м и в начале 1942-го войска нередко действовали шаблонно, без выдумки. Мы не научились прорывать оборону сразу на нескольких участках, слабо использовали танковые соединения для развития успеха». Толковая профессорская трактовка. А как оценить это несколько иначе?
Итак, в сознании пылает приказ НКО № 227. Приказом этим санкционировалось создание штрафных рот (в дивизиях) и офицерских штрафных батальонов (при управлениях фронтов). Николай Эрастович счастлив был от сознания, что в его армиях не существовало ни штрафных рот, ни заградительных отрядов.
В свободные от всевозможных медицинских процедур часы Николай Эрастович перечитывал центральные газеты за февраль и март, прежде всего следил за ходом незаконченной Ржевско-Вяземской операции.
С радостным волнением читал он февральские публикации об освобождении Ростова-на-Дону. Там однажды случилась катастрофа. Наши войска с непонятной легкостью сдали врагу этот город — ворота на Северный Кавказ. Винили командующего Южным фронтом — якобы он все провалил. Так ли это было? Малиновский вместе со Штерном воевали в Испании. «Полковник Малино» зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.
Малиновский не смог защитить Ростов. Он лишился своего поста, его переместили в командармы. А его боевой соратник, член военного совета фронта, Ларин, получив вызов в Москву «на ковер», застрелился. Адъютант командующего фронтом Серенко сдался в плен фашистам.
Верховный понимал, что не все генералы соответствуют должностям, особенно персоны из «старой гвардии». Их надо воспитывать. Александр Фадеев, лидер творческого союза, был вызван в политбюро. О чем там шел разговор в присутствии Фадеева? Никто не знает. Но то, что Фадеев стал искать автора, способного написать пьесу или киносценарий о полководцах наших вооруженных сил, это факт. Да и поиск длился недолго. Лучшего драматурга, чем Александр Корнейчук, для этой темы не найти. Корнейчук не стал мешкать. Он побывал у Тимошенко, Малиновского, Берзарина. Освежил кое-что в своей памяти.
Образ генерала — ветерана Гражданской войны Корнейчуку создать было нетрудно, этих людей он знал и понимал. Труднее раскрыть сущность генералов молодых, перспективных…
Но осилил. Назвал новую вещь — «Фронт». 24–27 августа 1942 года она появилась на страницах газеты «Правда».
В палате по рукам раненых генералов ходил прошлогодний номер газеты «Правда» с отзывом на новое произведение драматурга Корнейчука. Они знали, что прообразом генерала Огнева автор взял Берзарина, с которым был знаком со времени его переезда в Москву. Корнейчук знал, что победой над японцами в 1938 году на озере Хасан мы обязаны в значительной мере генералу Берзарину. Еще ярче его талант военачальника раскрылся в период обороны Москвы. Генерала жуковской школы, типа Черняховского, Панфилова, Берзарина, драматург нарек именем Огнев.
В пьесе «Фронт» есть сцена, где командиры ведут речь о поколении военачальников, рожденных бурей Гражданской войны, где они вышли победителями, и о плеяде молодых талантов военного искусства. Отжившее в военной теории и практике должно исчезнуть, но не исчезает. Пагубность такой ситуации понимает лейтенант Сергей, сын увенчанного лаврами командующего фронтом генерала Горлова. Сергей разговаривает со своим дядей, директором завода. Разговор этот возник после вечеринки, где «обмывался» очередной орден генерала Горлова. Открыто осуждая отца, Сергей говорит: «Почему среди гостей нет моего командующего, генерал-майора Огнева? А? Вы не знаете? Я спросил отца. А он так выругался… Не любит. За что? Не хочет понять, что мой командующий генерал-майор Огнев — все равно что…»
