Филипп-Поль де Сегюр - История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта
Недалеко оттуда произошла стычка, о которой Мюрат умолчал. Наш авангард был сшиблен, и многие из кавалеристов должны были спешиться, чтобы продолжать отступление. Другие же не могли вывести из сражения своих истощенных лошадей иначе как держа их за узду. Император спросил Бельяра, и этот генерал откровенно заявил, что полки уже очень обессилены, что они измучены и нуждаются в отдыхе. Если продолжать идти еще шесть дней, то конница погибнет, поэтому пора остановиться!
К этим изматывающим факторам добавлялись еще палящие лучи солнца, отраженные горячими песками. Император был утомлен и потому согласился. Течение Двины и Днепра обозначало французскую боевую линию. Армия расположилась лагерем на берегах этих двух рек и между ними. Понятовский со своими поляками находился в Могилеве, Даву и 1-й корпус — в Орше, Дубровне и Любовичах, Мюрат, Ней, Итальянская армия и гвардия растянулись от Орши и Дубровны до Витебска и Суража. Аванпосты находились в Лядах, Инкове и Велиже, напротив аванпостов Барклая и Багратиона. Обе неприятельские армии — одна, бежавшая от Наполеона, через Двину, Дриссу и Витебск, другая, выскользнувшая из рук Даву, через Березину и Днепр, через Бобруйск, Быков и Смоленск, — соединились, наконец, между двумя реками.
Отделившиеся от центральной армии большие корпуса были расположены следующим образом: направо — Домбровский, против Бобруйска и против 12-тысячного корпуса русского генерала Эртеля; налево — Удино и Сен-Сир, в Полоцке и в Белой, на Петербургской дороге, которую обороняли Витгенштейн с 30 тысячами человек; на крайней левой — Макдональд и 38 тысяч пруссаков и поляков против Риги. Линия их растянулась направо, по реке Аа и к Динабургу.
В то же время Шварценберг и Ренье, во главе Саксонского и Австрийского корпусов, заняли, по направлению к Слониму, пространство между Неманом и Бугом, прикрывая Варшаву и тыл Великой армии, который подвергался опасности со стороны Тормасова. Виктор двигался от Вислы с резервом в 40 тысяч человек. А Ожеро собрал 11-ю армию в Штеттине.
Что касается Вильны, то там остался Маре вместе с посланцами разных дворов. Этот министр управлял Литвой, переписывался со всеми начальниками, посылал им инструкции, которые он получал от Наполеона, отправлял вперед продовольственные запасы, рекрутов и всё остальное.
Как только император принял решение, он вернулся в Витебск со своей гвардией. Двадцать восьмого июля, входя в императорскую квартиру, он снял саблю и, положив ее резким движением на карты, которыми были покрыты его столы, воскликнул: «Я останавливаюсь здесь! Я хочу здесь осмотреться, собрать армию, дать ей отдохнуть, хочу организовать Польшу. Кампания 1812 года кончена! Кампания 1813 года сделает остальное!»
Книга V
Глава I
С завоеванием Литвы цель войны была достигнута, а между тем война как будто только началась. В действительности же была побеждена лишь местность, но не люди.
Русская армия оставалась в целости. Оба ее крыла, разрозненные стремительностью первой атаки, снова соединились. Было лучшее время года. Но Наполеон при таких условиях все-таки бесповоротно решил остановиться на берегах Днепра и Двины. Тут он лучше всего мог обмануть врага насчет своих истинных намерений — так же, как обманывался и сам!
Его оборонительная линия уже была начертана на картах. Осадная артиллерия должна была идти на Ригу. На этот укрепленный город должен был опереться левый фланг армии. Затем в Динабурге и Полоцке оборона должна была быть усилена особо. Витебск было легко укрепить, и его высоты, покрытые лесом, могли служить для установки лагеря в центре. Оттуда, на юг, Березина и ее болота оставляли лишь несколько проходов, и для защиты их достаточно было небольшого количества войск. Дальше Бобруйск — он отмечал правый фланг этой огромной боевой линии, и был уже отдан приказ завладеть этой крепостью. В остальном рассчитывали на возмущение населения южных провинций. Это должно было помочь Шварценбергу прогнать Тормасова и увеличить армию за счет многочисленных казаков. Один из крупных помещиков в этих провинциях, важный барин, в котором всё, вплоть до внешности, указывало на знатность его происхождения, поспешил присоединиться к освободителям своего отечества. Его-то император и предназначил для руководства восстанием.
В этом плане было всё предусмотрено: Курляндия должна была прокормить Макдональда, Самогития — Удино, плодородные равнины Глубокого — императора. Южные провинции должны были сделать остальное. Притом же главный склад армии находился в Данциге, а большие пакгаузы — в Вильне и Минске. Таким образом армия должна была быть связана с землей, которую она освободила, а на этой земле реки, болота, продукты и жители — всё присоединялось к нам и готовилось нас защищать!
Таков был план Наполеона. Он осматривал Витебск и его окрестности для того, чтобы познакомиться с местностью, словно собирался обосноваться там надолго. Приступили к устройству всякого рода учреждений, построены были 36 хлебопекарен, которые могли одновременно испечь 29 тысяч фунтов хлеба. Но не ограничивались только необходимым, а приступили и к украшениям. Так как вид дворцовой площади портили кирпичные здания, то император приказал гвардии сломать их и убрать обломки. Он даже помышлял уже о зимних удовольствиях — парижские актеры должны были приехать в Витебск. Но так как этот город был теперь безлюдным, то Наполеон рассчитывал, что зрители сами явятся из Варшавы и Вильны.
Его звезда еще светила ему. Было бы счастьем для него, если б он не принял впоследствии порывов своего нетерпения за вдохновение своего гения!
Но, что бы ни говорили, только он сам мог себя поторопить; всё в нем происходило от него самого, и напрасно было пытаться убедить его в чем-либо.
Между тем Мюрат устал от бездействия и жаждал славы; он считал, что враг находится в пределах его досягаемости, и не мог справиться с эмоциями. Он покинул место расположения авангарда и прибыл в Витебск, где в частной беседе с императором дал выход своей импульсивности. Он обвинил русскую армию в трусости; по его словам, она отказалась от рандеву перед Витебском, как будто бы речь шла о дуэли. Эта армия охвачена паникой, и одной его легкой кавалерии достаточно, чтобы обратить ее в бегство. Эта вспышка вызвала у Наполеона улыбку; чтобы умерить его пыл, он сказал: «Мюрат! Первая кампания в России окончена; водрузим здесь наших орлов. Две большие реки очерчивают нашу позицию; построим блокгаузы на этой линии; наши пушки будут стоять по углам квадрата, внутри которого разместятся наши квартиры и наши склады: 1813 год застанет нас в Москве, 1814 год — в Петербурге. Война с Россией — трехлетняя война!»
