Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом
Они почти целиком уничтожили два батальона из мотодивизии "Нордланд", взяли в плен около 200 солдат и офицеров. До моста через Берзе оставалось меньше километра. Но продвинуться дальше полк не мог: артиллерийский и минометный огонь прижал роты к земле. К месту боя подходила свежая 329-я пехотная дивизия противника с танками и штурмовыми орудиями.
Мы перешли к обороне. Неприятельские контратаки следовали одна за другой. Вскоре Аристов по телефону доложил:
- Мой левый фланг начинает отходить.
- Удержаться во что бы то ни стало! Передайте мои приказ - ни шагу назад!
Много ли значит человеческое слово в бою? Как видно, много. Я видел в бинокль, как бойцы остановились, словно бы вросли в землю. Приказ! Он побуждал их делать то, что минуту назад казалось невозможным, стоящим за пределом их духовных сил. И крутая волна вражеской атаки разбилась об их собранную в кулак волю.
Наша армия находилась на левом крыле фронта. Корпус - на левом фланге армии. Дивизия - на левом фланге корпуса. А в дивизии левофланговым оказался полк Аристова. На него обрушилась сейчас основная тяжесть контрудара. Он непременно должен был устоять, чтобы не допустить прорыва и обходного маневра врага. На 674-й полк, образно говоря, были обращены взоры всего фронта. Ведь противник в случае успеха может потом изменить течение всей операции. Во всяком случае, тогда я именно так представлял себе обстановку.
Между тем грохот боя нарастал и справа, где наступала 207-я дивизия. Бывший ее командир Иван Петрович Микуля сложил голову на латвийской земле, и теперь соединением командовал полковник Александр Васильевич Порхачев старый воин, служивший офицером еще в царской армии. Сейчас ему, видно, было тоже очень жарко. Мы в это время готовились к отражению шестой контратаки. 329-я дивизия немцев двинула на нас почти все свои силы. Против нашего первого эшелона неприятель имел двойное превосходство в людях, тройное - в танках и самоходках. Глядя в бинокль на наступающие цепи со своего НП, наскоро развернутого в оставленном немцами блиндаже, я нервничал: выдержат наши или нет? Что, если дрогнут? В резерве у меня по указанию командира корпуса находился полк Алексеева. Если позвонить Шерстневу и попросить разрешения ввести этот полк в бой? А ну как и он не внесет перелома? Тогда оголится левый фланг и корпуса и армии...
В блиндаж вошел подполковник Гончаров и произнес каким-то неестественно тихим, хриплым голосом:
- Товарищ полковник, на левом фланге наши отходят.
Звонить Шерстневу? Поздно. Самому вводить в бой 469-й полк? Нет, нельзя, слишком велик риск. И тогда, расстегивая кобуру пистолета, я бросился вон из блиндажа. И скорее почувствовал, чем увидел, как за мной последовали Офштейн и несколько разведчиков.
Обернувшись, я велел Офштейну остаться на НП и наблюдать за правым флангом.
Мы бежали плотной группой - я с пистолетом в руке и рослые, здоровые разведчики с автоматами, готовые немедленно открыть огонь. Не была ли безумием эта попытка остановить полк, дрогнувший под напором превосходящих сил врага? Нет, порыв мой был подкреплен властным, охватившим всего меня убеждением, что я смогу поднять людей, повести их вперед. И не речами, не уговорами - в бою это средство не действует, да на него попросту и нет времени. По своему положению командира дивизии я обязан был лучше других видеть, и я действительно видел, к чему может привести отступление нашего левого фланга. И желание предотвратить это любой ценой рождало огромный заряд энергии, которую надо было выплеснуть, передать людям, попавшим под нестерпимый шквал вражеского огня. Передать не только словом, но и делом, наравне с ними рискуя жизнью...
Мимо промелькнули деревья. Мы выбежали на открытое место. Поле, испещренное черными оспинами воронок. Дорога и осушительная канава вдоль нее. Вдали пологий склон, на котором виднелись бойцы батальона, принявшего на себя основную тяжесть немецкой атаки. Туда я и направился.
Все окружающее в те минуты воспринималось с какой-то поразительной отчетливостью. В уши врывалось противное вжиканье пуль. С грохотом падали редкие снаряды. Один из них рванул недалеко от нас, выбросив громадный столб земли. Разведчики мои шарахнулись в сторону.
- Спокойно! - пришлось прикрикнуть на них. И тут вдруг с беспощадной простотой, как о ком-то постороннем, возникла мысль: "Да, сейчас, наверное, убьют. Вот досада какая - не успею добежать до батальона". Кажется, впервые за время войны мною овладело предчувствие близкой смерти. По совершенно непонятной ассоциации в памяти возникли обрывки каких-то далеких воспоминаний. Потом мысль остановилась на последнем письме жены. Два дня назад я читал его вслух сочувствовавшим и возмущавшимся товарищам.
Да, неладно складывались дела у Вари. Недавно вернулась она с детьми из эвакуации в Днепропетровск, а дома, где мы жили в начале войны, не оказалось - от него остались одни развалины. Ее и три другие командирские семьи поместили в пустующую четырехкомнатную квартиру, хозяин которой находился в Ташкенте. Но вот он вернулся. И Варя вынуждена спешно искать другое жилье. А это не так-то просто в разрушенном городе. Конечно, помогут ей, пристроят куда-нибудь. Но сейчас-то как ей быть с тремя детьми? Ведь осень на дворе. Острое чувство жалости к жене охватило меня. Каково будет ей вдобавок ко всему получить похоронную...
Разорвавшийся рядом снаряд бросил меня на землю. Я огляделся. По скату, до которого теперь было рукой подать, медленно спускались "тигры", стреляя на ходу. Чуть в стороне бежала назад группа солдат. А за "тиграми" я видел серые фигурки совершавших перебежки фашистов. До слуха долетели обрывки немецких слов.
Над нашими головами густо и низко зажужжали пули. Совсем близко с сухим треском разорвалось несколько мин. К счастью, недалеко оказалась канава, и, сделав разведчикам знак рукой, я пополз к ней. По ней легче и безопаснее было пробираться вперед, к самому пеклу боя. Приходилось торопиться, бронированные машины противника могли смять наших стрелков. Вскоре я очутился среди своих. Ко мне подбежал комбат.
- Капитан Ткаченко, немедленно остановите батальон, - приказал я ему. - Дайте огонь из всех видов оружия! Связь с дивизией есть? Идемте на ваш энпе.
Связавшись с Гончаровым, я приказал:
- Дать десятиминутный налет по юго-восточному скату высоты дивизионной артгруппой! - Комбату поставил задачу: - Посло огневого налета ведите батальон на штурм высоты. Надо ее взять и удержать.
Гитлеровские танки подошли уже совсем близко, их огонь стал еще интенсивнее. Три "тигра" вклинились в наши боевые порядки. Бойцы в одиночку и группами начали покидать окопы и откатываться назад. Свертывалась и противотанковая батарея, видимо считая положение безнадежным.
