Иван Ильичев - Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице
Фрагменты интервью Анны Герман Льву Сидоровскому
Интервью 1971 года
– Первый вопрос – о самочувствии…
– Всё самое страшное уже позади. Моё положение было отчаянным – и с физической стороны, и с психической. Ведь очень долго я оставалась без памяти, не могла сказать ни слова… Пять месяцев лежала «замурованная» в гипс до самого носа. Ещё пять – в полной неподвижности без гипса… Два итальянских госпиталя и три польские больницы старались вернуть меня к жизни. Было неясно: срастутся ли кости, смогу ли ходить?
Через два года я начала упражнения с памятью, ведь не помнила ни одной песни. Потом попыталась петь – тихо-тихо и совсем недолго. На большее сил не хватало… Лежа дома, впервые стала сама сочинять музыку – без инструмента, в голове… Друзья потом её записывали. Первую песню, которая называется «Человеческая судьба», написала на стихи Алины Новак. Теперь у нас с Алиной уже есть долгоиграющая пластинка… Но до эстрады всё равно было далеко. Однако специальные физические упражнения, которые выполняла буквально до седьмого пота, оказались полезными. И хотя левая рука ещё действует плохо и нога тоже не совсем в норме, несколько дней назад я всё же рискнула встретиться со слушателями.
– Ваши собственные песни… о чём они?
– Например, «Освенцимская оратория» написана на основе воспоминаний бывшей узницы Освенцима Станиславы Лещинской, её рапорта. А песня «Человеческая судьба» дала название ещё одному циклу, который я так же и назвала. Особенно дорога мне песня «Спасибо, мама». Я давно мечтала поведать о своей маме, которая одна вырастила дочку и навсегда осталась самым родным человеком. Очень боялась банальности, ведь о матерях пелось уже столько. Но, кажется, получилось.
– Какая из многочисленных высоких наград, завоёванных вами на различных конкурсах, фестивалях, для вас самая дорогая?
– Однажды в Милане проходил телевизионный конкурс. Соревновались семьи – три поколения. Например, дедушка исполнял бабушке серенаду – ту самую, которую пел ей в молодости. Внучка должна была разрезать торт, разложить по тарелкам и всех угостить. А между соревнованиями выступали разные певцы, в том числе и я. И вот, когда спела по-итальянски «Не спеши» Арно Бабаджаняна, подходит ко мне седой-седой старичок: «Синьора, вы поёте, как во времена моей молодости, сердцем. Сейчас же модно шумом заглушать то, что хочет сказать сердце. А у вас это слышно. Приезжайте, синьора, ко мне в Сицилию…». Конечно, награды на фестивалях дороги, но, когда услышишь такое, словно крылья вырастают.
– Анечка, всё-таки как прекрасно вы говорите по-русски!
– Не знаю, уж комплимент ли это, но вот вчера в антракте вдруг услышала от какого-то зрителя, который пришёл за кулисы, что мой русский язык «из девятнадцатого века»…
Фото Витольда Боревича
Интервью 1978 года (опубликовано в ленинградской газете «Смена» от 11 октября 1978 года):
– Что было самым существенным в вашей жизни за последние три года, что вы не были в Ленинграде?
– Самое существенное – у меня родился сын. Два с половиной года сидела дома, растила Збышека и теперь помаленьку возвращаюсь к моим песням и слушателям.
– И как Збышек вас отпустил, спокойно?
– Нет, мне вообще трудно выходить из дома… Я ему обычно говорю: «Ты не плачь, будь весёлым, я тебе танк принесу…». Он говорит: «И трактор…». Я продолжаю: «Ладно, и ещё один трактор…» (он у меня, наверное, будет большим техником!). Збышек всё это слушает, а потом вздыхает: «Лучше все-таки оставайся дома»…
Когда по телефону из Москвы сообщили о том, что первый концерт будет у космонавтов в Звёздном городке, я очень обрадовалась, а Збышек принёс игрушечную космическую ракету и просит: «Возьми меня. С этой ракетой я там буду очень полезен».
К слову, знаете, в Звёздном я выяснила, что, оказывается, самая «космическая» песня – это «Надежда»!
– Пахмутова с Добронравовым её ведь написали специально для вас? И песня «Эхо», которую мы услышали в кинофильме «Судьба», тоже написана для вас?
– Да (улыбается). Во всяком случае, мне так сказали… Евгений Птичкин вообще пишет чудесную музыку. Кроме «Эхо» он мне подарил ещё одну песню, и я её записала на пластинку – такой грустный осенний романс, но в современном стиле, называется «Вы хотели мне что-то сказать…».
– Что вы прежде всего ищете в песне?
– Мне нужно, чтобы в словах была какая-то очень дорогая, очень важная мысль. А потом ещё хорошо, если музыка, как это по-русски… «адекватна до слув»…
– И по-русски тоже так: адекватна словам…
– Да, так вот тогда уж, при таком совпадении, моё счастье велико.
– В общем, вероятно, вам прежде всего нужны истинные песни, а не шлягеры?
– Я с вами не согласна (смеётся). Потому что шлягер в хорошем значении – прекрасная вещь… В Москве, как только я приехала, меня сразу встретил Владимир Шаинский и подарил шлягер – «Невесту» (сегодня я её пела) – и ещё две подобные песни. Казалось бы, они чуть-чуть похожи на что-то, но такое впечатление обманчиво: они просто запоминаются легко, а это люди любят. Конечно, песни, созданные на основе высокой поэзии, великолепны (такие, как поёт, например, наша Эва Демарчик), но это песни праздничные, это не на каждый день. А ведь людям ещё нужны и будничные песни. Ведь жизнь не очень легкая, у каждого свои проблемы, и от этих проблем надо отвлечься, просто немножко рассеяться. Поэтому ещё раз повторяю: хорошие шлягеры очень нужны.
– Хорошие, талантливые, конечно. Но главные, наверное, для вас всё-таки такие песни, как «Танцующие Эвридики», «Эхо», «Надежда»…
– Да, главные. Однако всё-таки если всю неделю будешь есть торт, то и не заметишь, что это торт… Чтобы песня «Эхо» засверкала, как бриллиант, надо петь и другие: там зритель улыбнётся, а здесь – призадумается. По-моему, так…
– Кстати, а какую колыбельную вы пели своему Збышеку?
– Вот эту (напевает): «Были собе свинки тши…». По-русски вы её, конечно, хорошо знаете: «Жили-были свинки три». Просто волшебная песенка: как только её начинала, Збышек сразу засыпал… Но, увы, сыну почему-то всё равно больше нравится, когда страшно фальшивым голосом поёт отец.
– В концерте вы исполняете «Из-за острова на стрежень». А ведь эту песню, кажется, на всём белом свете поют только мужчины, да и то не все, а лишь те, кто обладает густым басом?
– О-о-о… Тут целая история. В детстве я, знаете, мечтала стать оперной певицей. Но профессор музыки, бывшая примадонна Вроцлавской оперы, прослушав меня, сказала: «Доченька, этот номер не пройдёт. Запомни, что самые чувствительные существа на свете – мужчины, и при своём росте почти в 190 сантиметров ни один настоящий мужчина, тем более тенор, не захочет стоять рядом…». Я всё-таки стала певицей, хотя и не оперной. Правда, чтобы не смущать мужчин, стараюсь выступать одна. Но вот когда принимаю участие в сборных концертах, где в финале обычно мужчины и женщины вместе выходят на поклон, знаете, пара за парой, то у меня, как правило, партнера всё-таки не находится. Например, Ежи Поломский – такой хороший товарищ, а тут всё равно за кулисой прячется… Только один отважный однажды нашелся – замечательный наш артист Ян Кочиняк. Сам он, как говорится, «метр с шапкой», так вот посмотрел на меня снизу: «Ну что, маленькая, опять тебя никто не берёт?», взял за руку и вывел на поклон. Вот я и решила: если мужчины не могут со мной работать на сцене, я возьму их мужской репертуар. И подготовила «Из-за острова на стрежень».
