Тим Бёртон - Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери
Дениз говорила со мной о продюсировании фильма, сценарий которого хотели написать Ларри и Скотт. В то время я находился в Покипси, на севере штата Нью-Йорк. После выхода «Бэтмен возвращается» я работал над книгой по «Кошмару» и толком не знал, чем бы мне хотелось заняться. Вот тогда я и начал подумывать об «Эде Вуде», делать для себя какие-то записи, потому что собирался продюсировать фильм. А потом решил: «Мне ведь нравятся эти люди, неплохо было бы выступить в качестве режиссера». Странное совпадение — Эд Вуд был родом из Покипси, а я как раз околачивался там и подумал: «Местечко занятное, и вообще все отлично». Когда я решил взяться за это, ощутил какой-то восторг, словно навеянный моей кармой, а потом прочитал книгу «Кошмар исступления»[85], и до меня дошло, что ведь Эд Вуд уроженец Покипси. Возникла некая причудливая связь, и я начал проникаться идеей будущего фильма. Поговорил со Скоттом и Ларри — они очень быстро, за какой-то месяц, написали сценарий. Никогда, по-моему, сценарий не писали в такие сжатые сроки, а ведь он был очень длинным — страниц сто пятьдесят. Да, у этих парней светлые головы. Они настоящие фанатики. А я взялся за свое обычное занятие — поиски эмоциональных связей.
Некоторые черты характера главного героя нашли во мне непосредственный отклик, так же как и все, связанное с Белой Лугоши. Что замечательно в «Эде Вуде», это его неотшлифованность, даже грубоватость, он не похож на полностью реалистический фильм-биографию в чистом виде. Когда снимаешь подобный биопик, приходится хоть немного влезать в душу твоего персонажа, так что для меня фильм в какой-то мере — попытка побывать в шкуре Эда, что придает всему происходящему излишний оптимизм.
Я вырос на фильме «План 9»: это кино, которое смотришь в детстве, и оно навсегда остается с тобой. И когда позже Вуда признали худшим режиссером в мире, он стал несколько более известен: проводились фестивали, где показывали его картины, и все смеялись над ними. Однако когда смотришь его фильмы, ты, конечно, понимаешь, что они плохи, но это совершенно особое кино. Есть причина, почему эти фильмы не канули в Лету, почему они признаны, невзирая на их явную слабость. В них есть определенная логичность, некий причудливый артистизм. Хочу сказать, что они не похожи ни на что другое. Технические погрешности, вроде заметных в кадре проводов или плохих декораций, не отвлекали Вуда от событий, о которых он повествует. В этом есть некая извращенная цельность.
Эд Вуд — во многом классический бёртоновский персонаж: аутсайдер, личность непонятая, недооцененная.
Тим Бёртон снимает «Эда Вуда»
«Мне нравится Эд, потому что он полон энтузиазма»
Бела (Мартин Ландау) и Эд (Джонни Депп): «В отношениях Эда и Белы Лугоши есть один аспект, который мне нравится»
«Есть что-то чрезвычайно трогательное в людях, которые доходят до предела» (Джеффри Джонс, Сара Джессика Паркер, Мартин Ландау, Джонни Депп, Джордж «Зверь» Стил, Макс Каселла и Брент Хинкли)
Он, несомненно, вписывается в эту тематику, но в нем есть черта, отличающая его от персонажей подобного плана. Что меня привлекает в Эде Вуде — его беспредельный оптимизм. Это свойство его характера в некоторых прочитанных мною интервью Вуда принимает крайние формы, вплоть до самообмана, особенно если знаешь его фильмы и прочие аспекты его жизни. Но в этом есть что-то пленительное, для меня во всяком случае. Нечто подобное — в характерах Женщины-Кошки и Салли: идея о необходимости взять себя в руки, собрать по кусочкам. Быть пылким, оптимистичным — это замечательно до определенного предела, а затем включается самообман. Именно это мне нравилось в Эде Вуде, я ощущал в нем родственную душу. Думаю, каждый человек использует самообман в той или иной форме. Самообман — поразительная вещь. Большинство людей проживают свои жизни, так и не узнав толком все аспекты своей личности.
Многие находят забавным, что я снял этот фильм. Если я сам добился успеха, почему я делаю картину о человеке, который не был столь успешен? У меня же, когда я думаю о нем, о себе, о своих фильмах, такое ощущение, что любой из них может «выстрелить», а может и нет — линия, разделяющая успех и неудачу, вообще чрезвычайно тонка. Именно поэтому его судьба взволновала меня: кто знает, может быть, и я завтра стану Эдом Вудом. Уж поверьте мне: ни одному из моих фильмов на киностудии не прогнозировали успеха до его выхода на экраны. С такими фильмами, как «Смертельное оружие», им куда спокойнее: они знают, что его, скорее всего, ожидает успех. А с картинами, которые снимал я, никогда не было подобной определенности, такого ощущения уверенности. Вот почему Эд нашел отклик во мне: подкупил его энтузиазм, несмотря на все его недостатки, и этот поразительный, на грани бреда, самообман.
Меня привлекла также его дружба с Белой Лугоши, с которым Эд познакомился в конце его жизни. Не зная, ка-кой на самом деле была эта дружба, я, изображая ее, исходил из своих отношений с Винсентом Прайсом, пытался передать свои чувства к нему. Встреча с Винсентом дала мне импульс невероятной силы, нечто подобное, по-видимому, ощутил Эд, познакомившись и потом работая со своим кумиром. И эта компания странных личностей, отиравшихся вокруг Эда... Мне нравятся такие люди, сама идея показать персонажей, полностью выпавших из жизни; все думают, будто они делают нечто выдающееся, однако это, конечно же, вовсе не так. Есть что-то чрезвычайно трогательное в людях, которые доходят до предела и воспринимаются обществом совершенно превратно. В каком-то смысле это позволяет им расслабиться, обрести себя.
Между мной и Эдом немало общего. Не знаю, заметно это или нет, но я всегда пытаюсь найти какие-то связи со своими персонажами. Я могу идентифицировать себя с некоторыми сторонами личности Эда Вуда, потому что это мне необходимо, к тому же я недостаточно искусен в импровизации, о чем уже упоминал. Для меня сделать кино — значит отыскать в себе нечто общее со своим героем, пусть даже никто этого не поймет и, когда фильм выйдет, все станут спрашивать: «Что это за чертовщина?» Мне нужно сопровождать своего персонажа в его путешествии по жизни.
Одна из черт характера Эда, которая мне близка и симпатична, — одержимость тем, что ты делаешь, до такой степени, что это становится каким-то странным наркотиком. Так происходило и с каждым фильмом, который я снимал: он захватывает тебя целиком, тебе кажется, что ты делаешь величайший шедевр. Тебе необходимо так думать, однако подобные мысли могут совершенно не совпадать с восприятием твоего фильма всеми остальными. Да, я определенно испытывал и испытываю такие чувства. Еще и поэтому я так восхищаюсь Эдом и людьми из его окружения — они что-то делали.
