Тим Бёртон - Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери
«Кошмар перед Рождеством»: Салли и Джек
А вот с Кэбом Кэллоуэем все конкретнее. Когда мы обсуждали это с Дэнни, то было скорее ощущение припоминания: вот я смотрю мультфильм про Бетти Буп и появляется этот странный персонаж. В детстве я понятия не имел, кто это, и когда, словно ниоткуда, звучала эта причудливая музыка, я, помню, думал: «А тут что еще за чертовщина?» И здесь вновь появляется ощущение чего-то памятного с детства. Большинство подобных образов коренятся не в чем-либо конкретном, а вот в таких неясных воспоминаниях.
Забавно, но из-за всего моего послужного списка многие люди полагают, будто главное в моих фильмах — это визуальная сторона. Они не понимают: все, сделанное мною до сих пор, обязательно что-то означает, даже если это не вполне ясно кому-то другому. Мне приходится отыскивать некие связи, и чем абсурднее тот или иной элемент, тем сильнее у меня потребность ощущать, что мне, хотя бы отчасти, понятна его подоплека. В этом кроется разгадка нашей зачарованности кинематографом. Фильмы резонируют с вашими снами, с подсознательным. Наверно, это происходит не одинаково у разных поколений, но кино по существу — форма терапии: оно влияет на ваше подсознание так, как некогда были призваны воздействовать на него сказки. Женщину-собаку и Человека-ящерицу из индейских легенд не следует воспринимать буквально. То же происходит и в кино. Я никогда всерьез не изучал, но всегда высоко ценил такие вещи. Ощущение мифа, фольклора, по-видимому, не укоренилось в американской культуре. Лучшее, что сумела произвести здесь Америка, — Джонни Яблочное Семечко[78] — нечто мягкое, податливое, бесформенное.
«Кошмар перед Рождеством» стал третьим подряд фильмом Бёртона, сюжетно связанным с Рождеством.
Мне кажется, я на какое-то время освободился от этого: изгнал своих рождественских демонов. Во времена моего детства в Бербанке праздники, особенно хеллоуин и Рождество, находили во мне живой отклик — то были, пожалуй, самые яркие и веселые события. Главное, что я понял: если то, что тебя окружает в детстве, совершенно бесцветно, праздник, как и любая другая форма ритуала, дает ощущение укорененности, принадлежности к месту. Большинство других стран богато ритуалами, но Америка — сравнительно молодая страна, к тому же весьма пуританская. А если ты вырос в пригороде, где все это проявляется особенно сильно, ощущаешь себя не слишком обремененным традициями. Вот почему праздники, и прежде всего эти два, давали вам возможность почувствовать почву под ногами или, во всяком случае, испытать смену времен года, чего в Калифорнии, по существу, не бывает. Вы можете хотя бы походить между рядами в супермаркете и посмотреть на опавшие листья и все прочие атрибуты хеллоуина, потому что в окружающем пейзаже вы этого не увидите.
Для меня хеллоуин всегда оставался самой веселой ночью в году. Правила перестают действовать, и вы можете стать кем угодно. Фантазия вступает в свои права. Бывает страшно, но при этом и смешно. Никто ведь не собирается напугать кого-то до смерти. Наоборот, хотят, чтобы люди получили удовольствие от своего испуга. В этом, собственно говоря, суть хеллоуина, да и «Кошмара» тоже.
Бюджет «Кошмара» был менее 18 миллионов долларов — всего лишь доля от обычной стоимости рисованной мультипликации. Фильм выпустили в американский прокат в хеллоуин 1993 года, сборы составили 51 миллион долларов. Что смешно, он был превратно воспринят многими как слишком страшный для детей.
Получилось здорово и очень интересно: ведь вся история как раз об этом. В ней нет по-настоящему плохих персонажей, даже Уги-Буги на самом деле не так уж плох, он просто странный сосед в этом фантастическом городе. А возьмите Джека: он хочет делать добро, страстно чего-то добивается, а в итоге его воспринимают со-всем иначе — он всех пугает. Это смешно, потому что похоже на реальную жизнь. Можно сказать: «Подождите минутку. Фильм именно об этом. Люди пугаются, они думают, что фильм ужасный, а в нем нет ничего страшного». Дети неподражаемы. Когда показываешь фильм ребятишкам в отсутствие родителей, все замечательно, но стоит появиться взрослым, сразу начинается: «Слишком страшно». Я и раньше сталкивался с чем-то подобным; это жутко выводит из себя. Если мне что-то было страшно, никто ведь не заставлял меня смотреть, но ужасно раздражает, когда взрослые зачем-то пытаются убедить ребенка, что ему страшно.
Фильм выпустили на экраны как «„Кошмар перед Рождеством" Тима Бёртона» — думали, что так будет лучше. Но это название превратилось в настоящий бренд, в нечто, мне и самому не вполне понятное. В самом начале они сказали мне, чего хотели добиться: мое имя мелким шрифтом над заглавием якобы вводило фильм в определенный контекст, который, по их мнению, мог бы способствовать успеху в прокате. Пришлось с этим согласиться. Не всякий раз такое бывает, лишь в немногие проекты ощущаешь себя настолько вовлеченным лично. Подобные чувства я испытывал к этому фильму, да еще к «Винсенту». Но ты не обладаешь реальным контролем над тем, что происходит вне тебя. Я понял это, когда снимал первого «Бэтмена»: то, что было в сценарии, и то, что получилось на самом деле, — совершенно разные вещи.
Иногда я вижу в самых неожиданных местах людей, носящих «бургеркинговские» часы с символикой «Кошмара». Недавно видел их на руке у человека, работающего в Карнеги-холле. Невероятно! Ко мне подходят люди, которые носят с собой маленькую картинку с изображением Джека. Удивительно, что вещи настолько цепляют людей, может быть не многих, только некоторых, но это очень забавно. Большинство зрителей и критиков не чувствуют эмоциональной подоплеки таких стран-ных, на первый взгляд глупо выглядящих вещей. Но некоторые понимают, что под нелепым фасадом скрыты эмоции, и для меня это, наверно, самое главное.
Из-за масштаба и длительности этого проекта, который включил в себя и период работы над «Бэтмен возвращается», получилось так, что впервые Бёртону пришлось трудиться над более чем одним фильмом сразу.
Впервые мне довелось вкладывать огромное количество энергии в два фильма одновременно — «Бэтмен возвращается» и «Кошмар перед Рождеством». Это было тяжко. Я могу работать в данный момент только над одной вещью, да и то если правильно подберу людей. Очень важно найти родственные души, это действительно много значит — тогда вся работа идет на более высоком уровне. Я не раз убеждался: если кто-то плывет против течения — это не лучшее условие для совместного творчества. Приятно работать с людьми, которые понимают друг друга с полуслова. И когда они преподносят тебе какой-то сюрприз, стресса это не вызывает, вся атмосфера тогда благоприятствует творчеству.
