Георгий Ушаков - По нехоженой земле
Около выхода два выключателя, тоже сплошь запорошенные снежной пылью. Повернув один из них, я включаю лампочку под флюгером, а с помощью другого освещаю психрометрические будки. С фонарем в левой руке и с наганом в правом рукаве кухлянки, на случай встречи с медведем, распахиваю двери и сразу точно ныряю в ревущий мрак.
Бешено несется снежный вихрь. Ветер крутит подол кухлянки, рвет из рук фонарь, валит с ног. Я совершенно ослеплен, ничего не вижу в снежном потоке. Кругом густая, бесконечная черная тьма. Она гудит, стонет, слепит, захватывает дыхание.
Свет электрического фонаря освещает только мои ноги да на полметра проникает в бушующую тьму. С большим усилием удерживаясь на ногах, делаю несколько шагов. Чтобы не сбил ветер, приходится сильно откидываться назад. Впечатление такое, словно опираешься спиной на упругий, пружинящий стог сена. Сильный порыв ветра бросает меня вперед. Чтобы не упасть, пробегаю несколько шагов.
Вдруг под ногами в свете фонаря я скорее угадываю, чем вижу, тень животного. Инстинктивно выдвигаю из рукава наган. Но в тот же момент в мою грудь с размаху упирается пара тяжелых лап и теплый шершавый язык касается моего лица. Так приветствовать может только друг. Это мой Варнак! Единственная собака, которую не держат ни цепь, ни ошейник, ни загородка из колючей проволоки. Его обычный соперник в этом утреннем ритуале — Полюс — не умеет выбираться из-за колючей проволоки, поэтому Варнак сегодня один. Ветер и метель, во время которых собаки неохотно покидают належанное место, не удержали его от изъявления преданности и дружеских чувств.
Дальше мы продолжаем путь вдвоем. До психрометрических будок около 50 метров. Ветер, подталкивая в спину, быстро доносит нас.
Однако сделать отсчет приборов и записать показания в такую погоду совсем не просто. Снег бьет в глаза, засыпает книжку, а ветер рвет ее листки, мешает мне дышать. Записав показания одного прибора, отворачиваюсь от ветра и снега, делаю передышку, потом приступаю к другому. Минимальный термометр показывает —23,4°, максимальный —14,8°. Так температура менялась ночью. Сейчас —16,3°. Неба не видно. Вообще ничего не видно, кроме будки, за которую я держусь руками, да Варнака, сидящего у моих ног и ожидающего конца непонятных для него манипуляций человека. Наконец, наблюдения проведены. Я очищаю будки от налипшего снега, и мы пускаемся в обратный путь.
Теперь надо идти против ветра и снежного вихря. Чтобы противостоять им, сильно нагибаюсь вперед. Варнак, пригнув голову к самой земле, идет передо мной. Каждый шаг кажется не меньше километра. Сделав несколько шагов вперед, поворачиваюсь к ветру спиной, чтобы перевести дыхание. Варнак тоже останавливается и ждет. Моментами меня разворачивают порывы ветра. Тогда лучше переждать, пока потоки воздуха не перейдут на «нормальную» скорость. Так, шаг за шагом, мы пробиваемся к нашему домику. Ух, какие длинные эти 50 метров! Варнак мог бы проскочить это рас стояние значительно быстрее, но он не хочет оставлять меня одного. Когда порывы метели особенно сильны, пес тычется мордой в мои ноги, будто хочет сказать, что он здесь, рядом, что я не один.
Заблудиться в снежном вихре и гудящем мраке мы не можем — у Варнака есть чутье, а я знаю направление ветра. Кроме того, метрах в 15—20 от домика я могу уже рассмотреть слабое светлое пятно. Сначала оно то появляется, то исчезает в несущемся снеге. По мере приближения пятно становится заметнее. В центре его свет сильнее. Это 100-ваттная лампа, освещающая флюгер на мачте, установленной над коньком крыши. На этот маяк, как моряки, мы и держим путь.
Наконец наше путешествие кончается. Стоя с подветренной стороны домика, я наблюдаю за флюгером. Он показывает, что ветер достиг степени «крепкого шторма». При такой скорости он способен вырывать с корнем деревья.
— Пустяки, бывает хуже! — говорю я Варнаку и на прощание треплю его по круглому гладкому боку. На этом мы расстаемся. Варнак считает свои обязанности оконченными, в последний раз прижимает голову к моим ногам и ныряет в темноту, а я иду в домик.
Через полчаса бужу Ходова, и результаты наблюдений летят в эфир. Наши сигналы в одно мгновение пробегают тысячи километров. Это не то, что мое путешествие на расстояние 50 метров. Однако эти 50 метров были обязательным звеном, обеспечивающим передачу наблюдений в Москву. Там их ждут в Центральном бюро погоды. Оки нужны, как и наблюдения тысяч других точек, для анализа движения воздушных масс и предсказания погоды. Если сведения попадут в Москву своевременно, то наше трудное путешествие с Варнаком будет полностью оправдано.
Мы вступили во вторую половину ноября. В нашем районе исчезли последние признаки полуденной зари. До этого в ясную погоду хоть по узенькой лимонно-желтой полоске, появлявшейся на короткое время над горизонтом, да по почти неуловимому рассеянному свету мы чувствовали, что где-то есть солнце. Теперь полдень перестал отличаться от полуночи. Небо на юге такое же черное, как и на севере. В полдень видны все звезды, до шестой величины включительно. При ясном небе они то горят спокойным холодным пламенем, то искрятся и мерцают и кажутся необычайно большими и яркими. Звезды нисколько не делают ночь светлее, но взгляд невольно тянется к ним, как к единственным светлым точкам.
Когда небо затягивается облаками, исчезают и звезды. Тогда все окутывает непроглядный, черный мрак. Темнота в такие дни ощущается, как физическое тело. Кажется, что ее можно ощупывать руками, мять и формовать, словно глину или тесто, а сознание того, что ощущаешь это в полдень, еще больше усиливает впечатление. Так идет день за днем. Нам кажется, что мрак сгущается все больше и больше. Часто кто-либо из товарищей, возвратившись с улицы в домик, заявляет:
— Ну и темнота же сегодня! Такой еще не было! Но это уже самообман. Мрак не может больше усилиться. Сегодня темно, как вчера, а завтра будет так же темно, как сегодня.
Нагрянувшие в начале полярной ночи тридцатиградусные морозы продержались недолго. Юго-западные и южные ветры принесли резкое потепление, облачность и туманы. Почти месяц удерживается теплая пасмурная погода. В отдельные дни температура воздуха поднимается почти до нуля.
Если нет ветра, антенна, провода, мачты, ветряк, столбы, крыша домика обрастают толстым слоем изморози, а при ветре их покрывает ожеледь. Однажды она превратила антенну в огромную нитку ледяных бус. Лед нарастал на канатике двое суток. Сначала антенна была похожа на толстый ледяной жгут. Потом, по мере дальнейшего обрастания льдом и провисания канатика, этот жгут начал дробиться на отдельные цилиндры длиной от 10—15 сантиметров до одного метра. Когда диаметр ледяных цилиндров достиг 5 сантиметров, бронзовый канатик не выдержал и антенна обрушилась на землю. Не меньше досаждает и изморозь. На улице ни к чему нельзя прислониться. Изморозь пристает к одежде, точно масляная краска.
