Дэвид Вейс - «Нагим пришел я...»
– Но вы живете вместе. Это почти то же самое.
– Нет, не то. Я могу ее оставить, когда захочу.
– При таких-то обстоятельствах?
– Другие же оставляют.
– Но ты не такой. Ты Огюст Роден.
– Я никто, – с горечью сказал он, – а когда он родится, то мне вообще конец.
– Ты скульптор, – гордо заявила тетя Тереза.
– Скульптор-орнаментщик, – поправил он. – Нельзя быть скульптором только в свободное время.
– Роза тебе поможет.
– У нас с ней нет общих интересов.
– Она тебя боготворит. Она готова на все, лишь бы ты был доволен.
– Я не вижу разницы между ней и служанкой.
– Служанка не станет тебя любить. Ты будешь неразумным, если откажешься от такой любви. Это самое дорогое, что может дать женщина. И дело тут вовсе не в морали, это просто здравый смысл.
– Но, тетя Тереза, я ее не люблю, по крайней мере так, как она меня любит.
– Любовь никогда не бывает равной. В твоем возрасте ты должен это знать.
– Знаю, но я не смогу работать, когда в доме появится младенец.
– Я могу взять его к себе. Мои мальчики уже взрослые. Мне он будет не в обузу.
– Это не выход из положения.
– Тогда пусть его возьмет Мама, это вернет ее к жизни.
– Нет-нет, не говорите пока Маме или Папе.
– Огюст, она добрая девушка. Он молчал.
– Во всем этом есть и твоя вина.
– Может быть. Обещайте, что не скажете дома.
– Ты стыдишься?
– Не в этом дело. Обещайте мне, тетя Тереза. Если не хотите, чтобы я ее бросил.
Она знала, что он может быть страшно упрям, и решила не спорить и не высказывать свои сомнения.
– Обещаю, а ты обещай позвать меня, когда придет время.
Они заключили договор, зная, что каждый будет верен данному слову.
3
Когда наступило время родов, тетя Тереза переехала к Огюсту, а он ночевал в мастерской, рядом со своей любимой незаконченной «Вакханкой». Тетя Тереза находилась рядом с Розой. Огюст взял напрокат еще одну печку для Розы и тети Терезы, и, хотя в спальне было по-прежнему холодно и сквозило, Розу радовала его забота, а присутствие тети Терезы успокаивало.
Мальчик появился на свет 18 января 1866 года.
Теперь Роза была уверена, что Огюст наконец скажет, что любит ее, а он молча стоял у больничной кровати, глядел на пищащего младенца и удивлялся, что это существо со сморщенным лицом – уродливое, старообразное – его собственный сын. И отчего он такой шумный?
Роза в отчаянии воскликнула:
– Разве ты не хочешь меня поцеловать? Огюст заметил, что тетя Тереза хмурится, и, хотя он гордился своей независимостью, все же любил тетю Терезу. Он наклонился и поцеловал Розу и сказал:
– Я рад, что у нас мальчик, милая.
– Это хорошо, – ответила она. – Мы назовем его Огюстом в честь тебя.
4
Через несколько дней Огюст зарегистрировал в мэрии рождение сына – Огюста-Эжена Бере.
Тетя Тереза была потрясена. Она гордилась своим свободомыслием, но это было слишком жестоко. Трое ее сыновей вынуждены были носить материнское имя. Она отвела Огюста в сторону и сердито спросила:
– Разве ты не собираешься его признать?
– Нет.
– Даже не дашь ему своего имени?
– Он Огюст. Этого достаточно.
– Роза будет сильно огорчена.
– Это ее ребенок. Значит, Бере.
– Огюст, ты все еще на нее сердишься!
– Разве отцы ваших детей дали им свое имя?
– Они были неправы. И я им этого не простила. Огюст молчал.
– Господи! – воскликнула тетя Тереза. – Неужели у тебя нет никаких чувств к Розе?
– Нельзя подчиняться одним чувствам.
– Но она тебя любит. Она мать твоего ребенка.
– Она моя экономка.
– Разве ты ее ничуть не любишь?
– Вы совсем как Роза. Разве можно вымолить любовь? Она или есть, или ее нет, и тут уж ничего не поделаешь.
– Ты же знаешь, что ты у нее первый.
– Да, она мне это доказала.
– Что ты против нее имеешь? Может, это потому, что она не понимает в искусстве?
– Нет, я мог бы ее воспитать. Она могла бы выучиться, да только тогда она не была бы…
– Такой хорошей экономкой, – докончила тетя Тереза. – Художник Дроллинг именно так относился ко мне. Это был предлог, чтобы избежать ответственности.
Огюст коротко заметил:
– Он был не прав.
– А ты прав?
– Роза даже не умеет читать и писать.
– А твой отец умел? – Она усмехнулась. – Знаешь, ведь это я подписывала за него бумаги, когда ты родился.
– Тогда подпишитесь за Розу, – сказал он, – но не учите меня жить. – Он поставил свою подпись на свидетельстве с именем «Огюст-Эжен Бере» и затем проводил тетю Терезу обратно к Розе, которая еще была в больнице, пообещав:
– Я сделаю ей подарок. Отолью «Миньон» в бронзе. Это будет навечно.
5
Розу не заинтересовал подарок. Она была глубоко оскорблена его отказом дать их сыну имя Роден. Он не стал обсуждать вопрос, а лишь сказал, что это дело решенное, раз и навсегда.
Положение казалось безвыходным. Решение Огюста довело Розу до полного отчаяния. Она говорила себе, что для Огюста не существует ничего, кроме него самого, и все же у нее не было ни сил, ни умения противиться ему или вырваться из этих сетей. Она винила не его, а его любовь к искусству. А для нее он был первой любовью, и единственной. Со всей страстностью своей натуры она верила, что никогда не полюбит другого, и не хотела признаваться себе, что в этом-то и заключается ее ошибка. Он любит ее, решила она, хотя и не говорит об этом. Она разрывалась между Огюстом, который держался сдержанно и равнодушно, и младенцем, который требовал заботы, и сознавала всю безвыходность своего положения. Если она пыталась протестовать, Огюст становился холоднее льда.
Когда Роза вновь могла позировать, Огюст вернулся к работе над «Вакханкой», но дело не шло. Эта фигура, его первая обнаженная скульптура в полный человеческий рост, не должна быть просто красивой. Ведь не из-за одной же красоты начал он работу. Она должна быть живой, естественной. Никогда еще перед ним не стояла столь сложная задача, а младенец выводил его из себя. Маленький Огюст не умолкал ни на минуту, не давая отцу сосредоточиться. И Роза, позируя, все время отвлекалась, она стала рабыней младенца. Огюст считал, что «Вакханка» должна стать выдающимся произведением, если только он ее закончит, но пока младенец с ними, на это было мало надежд. Сын словно затеял заговор против отца, его плач раздражал Огюста.
После нескольких недель такой пытки он заявил Розе, что они должны отдать маленького Огюста родным, пусть поживет у них, пока не подрастет.
Роза не соглашалась. Она расплакалась. Маленький Огюст присоединился к ней.
Если сначала Огюст был настойчив, но все же мягок, то теперь рассердился. Младенец закатывался так, что мог пробудить даже мертвых. Он решительно сказал:
