Петр Андреев - Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика
Лучшую характеристику Ильину дает такой эпизод. Морозная лунная ночь. Дивизион меняет боевые порядки. Управление дивизиона расположилось в деревне. В таких случаях надо оперативно привести батареи в боевое управляемое состояние. Командир дивизиона с разведчиками выбирает и оборудует наблюдательный пункт. Взвод топоразведки определяет координаты наблюдательных пунктов командиров батарей, командира дивизиона и огневых позиций батарей. Связисты управления дивизиона прокладывают телефонную связь на НП командира дивизиона и на все три батареи. Уже успевший напиться, начальник связи и исполняющий обязанности начальника штаба дивизиона младший лейтенант Ильин, как всегда, вызвал помощника командира взвода связи старшего сержанта Заборского и приказал лично проложить телефонную линию на 2-ю батарею, занявшую огневую позицию метрах в восьмистах от штаба. Время исполнения – 10 минут. Заборский заявил, что за 10 минут протянуть телефонный кабель по снежной целине нельзя. Ильин повторил свой приказ и добавил: «Через 10 минут доложить о выполнении приказа, а в случае невыполнения приказа в срок ты будешь расстрелян».
Заборский проложил линию, установил связь с батареей и доложил о выполнении приказа. Ильин, посмотрев на часы, сказал, что Заборский не уложился в срок, это равносильно невыполнению приказа, за что последний будет немедленно расстрелян. Ильин оделся, наставил в грудь Заборского пистолет, скомандовал: «Кругом! Шагом марш!» – и повел в овраг за деревню.
Связистам, да и не только связистам, но и бойцам специальных отделений и взводов по штату полагалась винтовка. Можно представить продуктивность работы связиста или топоразведчика, когда он с винтовкой на одном боку и противогазом на другом тащит на себе тяжеленную, 16–20 кг, катушку провода и большущий ящик – телефонный аппарат. Или топоразведчик с тем же вооружением (винтовка и противогаз) несет тяжеленный ящик со стереотрубой, треногу, а иногда еще и рейку.
Кроме того, у солдата почти всегда за плечами вещмешок со всем его имуществом и продуктами, если он их не съел. Дневную пайку – хлеб или сухари – солдат чаще всего съедал сразу. Во-первых, всегда есть хочется, а во-вторых, на фронте говорили: «Ешь сразу все, а то убьют и хлеб останется!»
Кроме того, что он должен был носить эти тяжести, связист обязан был прокладывать провод и маскировать его, где это было необходимо – укладывать его в борозды, местами закапывать в землю, а зимой в снег, или подвешивать по деревьям. Топограф должен был устанавливать стереотрубу, переносить ее «по ходу», снимать отсчеты, а при работе с кипрегелем или оптической алидадой еще и работать на планшете. Поэтому, уходя на линию, все старались не брать с собой винтовку. А поскольку на войне без оружия быть нельзя, клали в карманы или подвешивали на пояс пару гранат. А кому это удавалось, приобретали пистолеты, чаще всего немецкие. Командование строго следило, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не приобрел нетабельное оружие. Никто не знает почему, но это считалось криминалом. Заборский любил гранаты. У него на ремне всегда висело две «лимонки». Он им не изменял все четыре года.
И вот, когда приговоренный и палач стали спускаться в овраг, Ильин заметил, что Заборский снял с пояса гранату. Он остановил Заборского и приказал гранату отдать. На что последний, выдернув чеку, ответил: «Застрелишь, но и сам не уйдешь!» Ильин испугался – он был большой трус, и мы это видели на протяжении всей войны. Сначала он приказывал, но, видя решительность Заборского, стал упрашивать его отдать или выбросить гранату. Он уже перешел с официального «старший сержант» на ласковое неуставное «Аркаша». Но Заборский был тверд. Он не сдался даже тогда, когда Ильин поставил пистолет на предохранитель и положил его за борт шинели. Он всю войну, даже когда уже служил в штабе полка, носил пистолет за пазухой. Так ближе было взять.
Дело дошло до того, что Ильин отдал свой пистолет Заборскому, и только тогда Заборский вставил чеку в гранату и оба вернулись в штаб. Я это к чему рассказываю. Можно себе представить, что мог наделать, именно наделать, такой человек, останься он в должности начальника штаба дивизиона или даже начальника связи дивизиона. А так он провоевал всю войну в штабе полка. И на войне, и без войны.
* * *Ночью управление дивизиона разместилось в двух домах деревни. Солдаты, свободные от службы, расположились на отдых на полу. Но сон был недолгим. На рассвете вестовой командира дивизиона крикнул: «Андреев и Шило, срочно к командиру дивизиона!» Через три минуты мы стояли перед майором Родионовым.
– Вторая батарея захвачена немцами. Силами управления дивизиона надо батарею отбить!
Срочно были организованы два боевых отряда. Первый, под командованием младшего лейтенанта Шило, из взвода связи. Второй – из двух разведчиков и шести топоразведчиков. Командовать приказано мне. Пока мы брали оружие, нам подготовили две упряжки лошадей, и мы в дровнях выехали к месту события.
Вторая батарея в ту ночь заняла боевую позицию на хуторе, расположенном километрах в двух от деревни. Развернули карту. Обширная поляна, с трех сторон окаймленная лиственным лесом. С четвертой – болотистая низина. За болотом, в двух километрах, деревня, занятая противником. Поляну на две почти равных части делит протекающий в сторону противника ручеек, на берегу которого в 200 метрах от леса хутор – дом с надворными постройками. Через речку напротив дома – еще одна постройка, предположительно баня. Огневая позиция батареи скрыта от наблюдателей противника хутором и возвышенностью с поляной. Определяем боевой порядок взводов. Берем винтовки – и в розвальни.
По лесной дороге мы приблизились к опушке. Лошадей оставили на попечение ездовых и стали занимать боевой порядок. Решено было выходить на хутор с двух сторон. Моя группа наступала с юга, а группа Шило – с севера.
Рассредоточившись по опушке леса в линию, выждали время, пока вторая группа дойдет до места своего сосредоточения, вышли из леса и залегли. Перед нами, на самом высоком месте поляны, на снегу был виден щит пулемета.
Дальше продвигались по-пластунски. Пулемет огонь не вел. Когда до цели оставалось метров 100–150, показались люди. Наши солдаты. Поднялись и мы. Подойдя, увидели на снегу тела семи наших офицеров и младших командиров. Все лежали лицом вниз. Один – помощник политрука батареи – подавал признаки жизни. Он сильно хрипел, и на затылке пузырилась кровь. А то, что мы приняли за щит пулемета, оказалось откинутым воротником матроски. Буквально за два-три дня до этого офицерам, за неимением форменного, выдали морское белье и матроски.
