Черубина де Габриак - Исповедь

Не восходит месяц,
Нет на небе звезд,
Кто же мне осветит
Потемневший мост?

Кто по шатким бревнам
Так переведет,
Чтоб не хрустнул черный
Под ногою лед?

Храм давно уж заперт,
Спят колокола, —
Если бы на паперть
Я взойти могла!

           Разве тебе так страшен
этот неправедный суд.
Сердце в пылающей чаше
           пусть к небесам вознесут.

           Прочь от земной темницы
в Божий чертог;
там, где нельзя разбиться,
           там только Бог.

           Встретил там Ангел Белый,
благословляя двух: бедное
жадное тело
           и ослабевший дух.

           Ты не жалей о многом,
здесь никого не зови,
там совершиться пред
           Богом жертва любви.

Мечом двусторонним
пронзает Господь,
и все воспаленней
изнемогает плоть…

Она, как мертвец простерта
под огненным мечом…
И грубый пальцев знак не стертый
клеймит плечо…

На алчущих губах неутоленной дрожью
еще горит порыв…
Но, стоны заглуша,
ее бойся и смирись: к небесному подножью,
во тьме себя раскрыв,
омытая поднимется душа.

Это все оттого, что в России,
Оттого, что мы здесь рождены,
В этой темной стране,
Наши души такие иные,
Две несродных стихии они…
           И в них — разные сны…

И в них — разные сны… Только грозы,
Только небо в закате — всегда.
И мои и твои…
И не спящие ночью березы,
И святая в озерах вода,
И томленье любви и стыда,
           Только больше любви…

Только больше любви неумелой
И мучительной мне и тебе…
Две в одну перелитых стихии —
Они в нашей судьбе…

Пламенеющий холод и белый,
Белый пламень, сжигающий тело
Без конца,
Обжигающий кровью сердца
           И твое, и мое, и России.

           Все то, что я так много лет любила,
все то, что мне осталось от Земли:
мой город царственный и призрачный
           и милый, и под окном большие корабли…

           И под окном в тумане ночи белой
свинцовая и мертвая вода…
Пускай горит минутной жаждой тело,
           горит от радости и стонет от стыда…

           Все то, что на Земле мучительно и тленно,
я ночью белою не в силах побороть,
и хочется сказать: она благословенна,
           измученная плоть…

           Пусть жажда бытия всегда неутолима,
я принимаю все, не плача, не скорбя,
и город мой больной, и город мой любимый,
           и в этом городе пришедшего тебя.

           По старым иду мостовым…
Зеленая плесень
по ставням ползет неживым…
Он больше не тесен
мой город — он пуст,
он просторен,
и шаг мой повторен
унылыми вздохами плит…
Пускай не срывается с уст
твое неотступное имя,
чтоб звук его не был убит,
           пленительный звук.

           Пускай пред глазами твоими
цветущие лягут поля,
и острая радость проснется
грядущих неведомых встреч,
а здесь мне тебя не сберечь,
здесь сердце почти что не бьется,
здесь вся умирает земля,
           и город, и я…

Около церкви березка,
точно свеча
белого воска,
неугасимо горит…
Около церкви я жду долгие годы,
жду средь могильных заброшенных плит:

Вечер настанет.
Ангел-Хранитель
темные воды
крылом осенит…
Божья обитель
восстанет,
Колокола зазвонят…
Гаснет закат
           в липком тумане.

Милый, не все ли равно,
завтра, сегодня ли чудо,
только б свершилось оно,
           только бы голос оттуда.

Богоматери скорбен темный лик,
а руки Ее — в покое…
Больше не надо тяжелых вериг,
пусть станет сердце такое,
как у Нее было в миг
Ангельской вести.
Хочешь, помолимся вместе
           Вечной Невесте.

           Пусть только руку поднимет Она,
и боль утолится скорбящих,
и в сердце войдет тишина,
и солнцем оденет весна
темные голые чащи…
В обретенную гавань придут корабли,
и время приблизится Встречи…
«Упование всех концов земли
           и сущих в море далече»…