Варлен Стронгин - Любовь Полищук. Безумство храброй
Это был очень важный момент, могущий стать поворотным в жизни Любы. После роли Маргариты ей бы уже не предлагали роли подружки морячки или интердевочки. И вообще каждому человеку, тем более творческому, необходимы роли, постигая которые, он на них, как на своеобразных поплавках, поднимается к вершине творчества. Люба безумно переживала произошедшее, даже по комнате передвигалась, покачиваясь, с трудом передвигая ноги, словно они вдруг отяжелели или к ним кто-то неведомый, пока она спала, прикрепил тяжелейшие гири. Она много думала о происшедшем. Редко, но бывали в театрах, удачные творческие дуэты мужа и жены. Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх, Алиса Коонен и Владимир Таиров… Мне до сих пор думается, что отлично могли бы сыграть Мастера и Маргариту Владимир Высоцкий и Марина Неелова… А тогда у нее, у Любы Полищук, даже не был известен основной партнер, и среди актеров театра, весьма неплохих, все-таки ей не виделся Мастер. И смог бы Михаил Левитин, режиссер, ищущий, думающий и активный, охватить одним замыслом и творческим замахом булгаковскую махину – тоже вопрос из вопросов. Может, все к лучшему, и удалось избежать провала, позора. У нее были неудачные спектакли, неважные роли, критика не замечала их, но провала, о котором говорили бы коллеги и пресса, – такого не было. И все-таки ей верилось, что роль Маргариты она осилила бы. Столько раз перечитав роман, каждую его строчку, особенно те места, где была задействована Маргарита, вникая в каждое ее слово и жест, она была готова в любую минуту, днем или ночью, не играет роли, даже сейчас встать посреди комнаты, как на сцене:
– Как ты страдал, как ты страдал, мой бедный! Об этом знаю только я одна. Смотри, у тебя седые нитки в голове и вечная складка у губ. Мой единственный, мой милый, не думай ни о чем. Тебе слишком много пришлось думать, и теперь буду думать я за тебя! И я ручаюсь тебе, ручаюсь, что все будет ослепительно хорошо.
Люба присела на краешек дивана: «Трудно работать без партнера. Я должна видеть его глаза, растрепанные волосы, отчаяние в глазах… Зачем теперь все это… Зачем… Но… Но… Я все-таки прочувствовала Маргариту, пусть не сыграла ее превращение, но чувства, ее чувства прошли через мое сердце… Значит, репетировала не зря… Все это еще мне пригодится. Рано или поздно… И еще не самый глубокий вечер. И не последний режиссер встречается на моем пути… Ой! – вскрикнула она и опустилась на диван, ощутив ноющую боль в спине. Она долго лежала, не двигаясь, и думала, что боль пройдет, сама собой, как проходили синяки или ссадины, полученные в детстве. Почему-то подумала о дочери: «Я ее ругаю. И поделом». Хотя сама в ее годы откалывала куда более хлесткие номера. Но ее привычку к хвастовству надо прекратить немедленно. Соседи возмущаются, когда она говорит подруге: «Ты на меня? А ты знаешь, кто я такая? Ты знаешь, кто у меня мать?!» Я уже раз говорила ей, что это постыдно и низко. Поняла ли она это? Не уверена… Поговорю еще раз. Не помешает. Наши разговоры – это не вид семейной диктатуры. Это беседа двух умных подруг, одна из которых малость постарше и поопытней и желает другой только добра».
Боль в спине притихла. Она осторожно приподнялась с дивана. Боль не возобновилась. Встала. Нормально. Кто-то добрый снял с ног гири. Есть еще хорошие и сердобольные люди. И не так уже в жизни у меня все скверно. Очень серьезная для артиста продуктовая проблема решена на хорошем уровне. Муж прекрасно все готовит и вообще по делу может отлично сообразить, что к чему. Когда я уезжаю на гастроли, то совершенно спокойна за свой домашний очаг. А то, что люди подводят, используют мою доверчивость и зачастую обманывают – с этим я не справлюсь, чересчур доверчивый характер. К этому надо привыкать. Вот на столе второй день лежит срочная телеграмма. Из нового театра современной пьесы. Предлагают что-то интересное. Снова заманивают какой-нибудь чепухой или обманывают. Режиссер Иосиф Райхельгауз – первый раз слышу. Вдруг приличный человек. Надо завтра заскочить к двенадцати. Если маститый режиссер, раньше двенадцати в театр не приходит. Таким образом, поднимает свой престиж и показывает занятость, если другим нечем взять. А если скромный, честный и деловой, то ровно к десяти уже сидит в своем кабинете. Бывает, что и этот не даровитый, старается выделиться дисциплиной. Сколько я разных режиссеров перевидала! Выход один, чтобы не прогадать, надо с каждым знакомиться и подолгу разговаривать. Он прощупывает, чем я дышу, что могу, я его стараюсь просмотреть насквозь. Завтра зайду к этому… Иосифу Рафаиловичу. А сейчас – спать. Перенервничала. Много репетировала. Но сначала подмету, потом приготовлю обед и лишь тогда – в кровать. Завтра утром должна выглядеть настолько бодрой и свежей, чтобы у режиссера сразу появилось желание максимально загрузить меня работой.
Но сон в голову не шел, расплескались мысли и наваливались как волны одна на другую. Принять снотворное – жестокая привычка. Однажды привыкла – больше месяца отвыкала. Не думать ни о чем – трудно, не хватает выдержки. Обязательно какая-нибудь шальная мысль выпрыгнет, как дельфин из воды, и вызовет бурю размышлений. Лучше всего вспоминать смешные неназойливые истории или случаи, которые, в конце концов, успокоят нервы и сведут на нет движение мыслей. Так и поступила. Вспомнила, как загорала с сыном в Сочи. Забравшись на высокий лежак, стала центром внимания многих мужчин на пляже. Уже загоревшая, высокая, стройная, и настолько красивая, что мужчины не решались подойти и познакомиться с нею. Делали круги около лежака. Наконец двое симпатичных мужчин, тряхнув для смелости плечами, ринулись к лежаку с Любой и вдруг из моря вышел крупный подросток и закричал на весь пляж:
– Мам-а-мам, можно я еще покупаюсь?!
Мужчины от удивления рты по открывали. Думали, что мне где-то около двадцати, не больше, самый возраст для флирта. Но тут узнали, что я женщина со взрослым сыном, и застопорились. А я не без досады назидательно заметила отпрыску:
– Леша, а ты мог бы не так часто «мамкать»?!
Вспомнила этот случай, рассмеялась и через мгновение сон увел ее в свои объятия. На следующий день Люба убедилась, что мистика бывает не только отрицательной, что преследовала ее в «Эрмитаже», что мешало ей стать Маргаритой, но и самой хорошей, самой положительной и к тому же советской, что марксистской наукой начисто отрицалось. Виданное ли в реальности дело?
Приходит Люба на прием к главному режиссеру Театра «Школа современной пьесы», и тот встает ей навстречу, улыбается, протягивает для знакомства руки.
– Полищук Любовь Григорьевна, – говорит Люба.
– Знаю, – опять улыбается режиссер, – я все о вас знаю и хочу предложить роль в спектакле «А чой-то ты во фраке?» Музыкально-танцевальная комедия или вокально-хореографический спектакль с элементами пародии. Как вам будет угодно. Всего три исполнителя. Алексей Петренко, Альберт Филозов и вы.
