Николай Старшинов - Зарево над волнами
И вот теперь нам предстояло снова встретиться с севастопольскими укреплениями, но уже находясь в боевых порядках штурмующих войск.
Наша сводная рота влилась в бригаду морской пехоты, перед которой стояла задача ворваться в город вместе с передовыми подразделениями наступающей Красной Армии, водрузить военно-морской флаг СССР на здании водной станции и организовать охрану материальных ценностей в освобожденном Севастополе.
Вот где сказался наступательный порыв, вот где со всей наглядностью проявились лучшие душевные качества людей, стремящихся к победе!
На вражеские позиции обрушился ураганный огонь нашей артиллерии и минометов всех калибров. И если немцы в свое время не могли за двести пятьдесят дней пробить брешь в советских укреплениях, то теперь исход боя решил один могучий, все сокрушающий удар.
Еще над полосами разгромленных вражеских укреплений не рассеялся дым от тысяч и тысяч разрывов, а бойцы с красными звездами на касках уже ринулись в предместья Севастополя, штыком и гранатой расчищая дорогу к центру города.
Вот мелькнула в дымной пелене знакомая фигура фотокорреспондента центральной флотской газеты "Красный флот" мичмана Бориса Шейнина. Перебегая от укрытия к укрытию, он выискивает с его точки зрения самые интересные моменты боя, чтобы запечатлеть их на пленку. Чувство меры, как всегда, изменяло Борису.
В погоне за наиболее выразительным и ярким кадром он готов встать под огнем во весь рост или, как подшучивают над ним друзья, оказаться на месте падения снаряда за минуту до взрыва.
Ох, уже эти неуемные корреспонденты! И в боях за Новороссийск, и в керченском десанте, и тут, в Севастополе, они оказывались и оказываются на самых напряженных участках боя. Могли бы ведь и отсидеться в укромном месте. Так нет - лезут в самое пекло. Еще бы! Им нужны непосредственные впечатления.
Борис Шейнин делает снимок и спешит к горящим развалинам, у которых идет поединок советских автоматчиков с засевшими за каменным барьером гитлеровцами.
- Поберегись, мичман! - кричит кто-то фотокорреспонденту. - Убьют!
- Некогда, - отвечает тот на ходу и скрывается в дымящейся воронке.
Морские пехотинцы хорошо знают этого неутомимого труженика, влюбленного в свою профессию. Раз Шейнин тут, то в завтрашних газетах наверняка появятся снимки боя, вся страна узнает о подвигах, совершенных сегодня на славной земле легендарного Севастополя. Только бы глупая пуля не сразила отчаянного мичмана... Впрочем, о его судьбе сейчас думать не время. Мы в ответе за судьбу штурма, за освобождение города от ненавистных фашистов.
На броне танков и самоходных орудий десант морских пехотинцев врывается на знакомые улицы. Когда-то тут сражались Филипп Рубахо, Николай Кириллов и многие, многие бойцы и командиры нашего батальона. Только нынче улиц не узнать. На месте красавцев-домов лежат почерневшие от огня и копоти руины. Мостовая изрыта воронками. С уцелевших кое-где столбов свисают обрывки телефонных и электрических проводов. Безжалостный смерч войны прокатился по Корабельной стороне, Приморскому бульвару, по всем площадям и скверам. И все же Севастополь даже в эту пору был по-своему красив и величествен, несмотря на запустение и страшные руины.
Моряки прорвались на улицу Ленина. Сориентировались и стали пробивать себе дорогу к водной станции. Приходилось штурмовать каждый дом, каждый подвал. То здесь, то там в развалинах оказывались доты и дзоты. Их забрасывали гранатами, применяли уже отработанную тактику обхода с тыла.
Вот и улица имени Лермонтова. Отсюда до намеченной цели всего лишь один квартал. Но какой! Его не пройдешь, не проползешь на животе. Этот квартал можно только преодолеть с боем.
Старший лейтенант Василий Вишневский высылает два отделения в обход по берегу моря. Они помогут роте, когда начнется штурм городской водной станции со стороны площади. Однако в лоб, кажется, водную станцию не взять. Перед ней два мощных дота. На их огонь идти бесполезно и бессмысленно.
На помощь морякам пришли артиллеристы-самоходчики. Грянуло несколько орудийных залпов, и вражеские доты прекратили стрельбу.
- Вперед!
У самого здания водной станции произошла короткая схватка. В окна и в амбразуры, проделанные в стенах, полетели гранаты. Моряки спрыгнули в траншею, быстро расправились с засевшими там немецкими пехотинцами и приступили к "очистке" двора и служебных построек.
Тем временем бойцы отделения главного старшины Ершова уже взбирались по крутой пожарной лестнице на крышу, над которой в дни торжеств когда-то развевались флаги расцвечивания.
В стену, в конек крыши впивались частые пули. Немцы заметили храбрецов и вели по ним сосредоточенный ружейно-автоматный огонь.
Очередь резанула по мачте, пересекла свисающий с нее фал. Тогда матрос Пивоваров подтянулся на руках и полез на мачту. Товарищи, как могли, пытались огнем из своих автоматов подавить неприятельских стрелков и хоть чуть-чуть обезопасить путь Пивоварову вверх.
Пивоваров схватил конец перебитого пулей фала и прикрепил к нему заветное полотнище.
Все готово. Главный старшина Ершов, строго соблюдая флотскую традицию, зычно подал команду:
- На флаг - смирно!
Матрос Пивоваров быстро перебирает руками фал, и военно-морской флаг СССР поднимается на иссеченную пулями и осколками мачту.
Моряки стоят под пулями, не шелохнувшись.
Флаг поднят.
Возле него остается часовой. Остальные спускаются вниз.
Главный старшина Ершов подходит к командиру роты и четко докладывает:
- Товарищ старший лейтенант, задание командования выполнено: военно-морской флаг Советского Союза поднят!
Где-то в стороне Херсонеса слышались частые раскаты взрывов, неумолчно тарахтели пулеметы и автоматы. То советские воины продолжали очищать последние километры Крымского полуострова от коричневой чумы.
Морские пехотинцы направились на звуки выстрелов.
Из оконца полуобвалившегося подвала несмело высунулась детская головка с всклокоченными русыми волосенками.
- Смотрите, пацан! - недоуменно и радостно воскликнул матрос с лихими казацкими усами. - Ишь куда запрятался. Как звать-то тебя?
- Свой! - вместо имени обрадованно выкрикнул мальчишка. - Свой я, дяденька... Понимаете, свой!
- Понимаю, - и крупная слеза скатилась по обветренной щеке черноусого матроса. - Все я, дорогой ты мой, понимаю. Вот добьем фрицев, приходи в гости... А пока - на, держи!
Матрос протянул мальчишке плитку шоколада из неприкосновенного запаса, десантника.
- Спасибо.
- Ешь на здоровье.
Постепенно грохот боя стихал. Лишь издалека доносились одиночные выстрелы да редкие хлопки гранатных разрывов.
