Игорь Минутко - "Рот Фронт!" Тельман
- Господин Хофман... - Усилием воли Тельман унял дрожь в голосе. - С сегодняшнего дня я отказываюсь от переписки с близкими людьми. Больше я не напишу ни одного письма.
Следователь не смог скрыть изумления: он замер и переводил взгляд с Эрнста на Розу. Наконец спросил:
- Я не ослышался, господин Тельман?
Из ответа Эрнста Тельмана на письма товарища по заключению, январь 1944 года:
«...я больше не написал своим самым близким ни одного письма и ни одной открытки. Для человека, брошенного в тюрьму, это такая большая и мучительная жертва, такое гнетущее душу бремя, что переносить их, сохраняя хладнокровие, кажется почти свыше человеческих сил. Так я могу сегодня оглянуться назад, на полную волнений тюремную жизнь того времени, когда я находился в заключении в Моабите. Пережитое и выстраданное мною самим, судьба, щедро наделенная взлетами и падениями, исполненная страдания и счастья, - все это нашло свое концентрированное выражение в этих письмах. Начинался новый этап моей жизни в заточении».
- ...Вы не ослышались. До сих пор я писал письма самым близким и родным мне людям. А не гестапо. Вы решили подвергнуть меня и мою семью новой пытке, на этот раз нравственной. Что же, я отвечаю вам на нее. Роза, ведь ты одобряешь это мое решение?
- Да, Эрнст... - По щекам Розы текли слезы. - Да, любимый...
Последнее письмо Эрнста Тельмана, написанное в Моабите 2 марта 1937 года:
«Моя дорогая Роза!
27.III - день, когда ты справляешь свое 47-летие. Уже в пятый раз ты празднуешь этот день далеко от меня. Судьба не хочет, чтобы мы отпраздновали его вместе на родине. Но в этот день я тем ближе к тебе, в своих сокровенных мыслях, тем более с тобой в своей сердечной тоске. Лишь тот, кто знает, что такое тоска, поймет, как я страдаю!
В качестве подарка ко дню рождения посылаю тебе это письмо... Мы с тобой давно привыкли все делить друг с другом, будь то горе, будь то радость... История нашего брака началась в вильгельмовсюие времена, мы пережили годы мировой войны и весь веймарский период, а, теперь переживаем последнюю, доныне самую тяжелую пору в нашей судьбе. Попытка описать отдельные переживания истекших лет борьбы завела бы слишком далеко, однако мы знаем одно: наша жизнь не только отличается глубоким нравственным богатством, но и наполнена многосторонним опытом, который мы приобрели в самых различных областях в течение многих лет. И этот огромный опыт, эти бесценные сокровища мы накапливали не в отрыве от жизни и труда народа, а в самой гуще повседневной жизни трудового народа, в потоке жизни мы учились самостоятельно плавать и при этом приобрели немалое знание людей... Именно эта жизнь укрепила наши характеры, так тесно и верно связала нас друг с другом и создала наш полноценный брачный союз. В таком браке, в котором жена является боевой соратницей мужа, как, само собой разумеется, у нас, действительно возвышаешься над всей властью судьбы, потому что пережить такое счастье, хотя бы лишь узнать его, отнюдь не часто достается на долю человека... В результате таких взаимоотношений супругов, при которых один дополняет и обогащает другого и каждый одновременно дает и берет, возникает то подлинное взаимное единение, которое не может быть достигнуто лишь в результате совместной жизни. Нужно самому испытать это, чтобы знать, как сильно влияет такой брак, как много дает он нам, какая сила вырастает в нас благодаря ему, - и тогда тем более пожалеешь всех тех, кому не выпало на долю такое счастье... Наша любовь составляет те узы, которые все крепче объединяли нас, особенно в тяжелые времена.
Лишь в счастливом и духовно здоровом браке может и ребенок вырастать так, чтобы самому приобрести средства и внутреннюю силу для самостоятельного формирования своей будущей жизни. Какой же счастливой можно считать нашу Ирму!..
В этом году весна долго заставляет себя ждать и медленно дает себя чувствовать в жизни природы. В прошлом году в это время почки сирени уже распускались. Сейчас они еще закрыты и с тоской ждут теплых дней и властного весеннего солнца. Поэтому сегодня мне, к сожалению, не придется вложить в письмо тебе в подарок почки сирени, как в такой же день в прошлом году. Посылаю тебе в этом письме три сверкающих прекрасных осенних листка, прими их в утешение и как знак моей благодарности за все. Эти листья, пронизанные красными жилками, символизируют созидательную силу природы, в которой жизнь, даже умирая, способна оставлять после себя свои проявления.
Будем надеяться, что скоро придет такая весна, когда я сам смогу преподнести тебе первые цветы радости. С этой надеждой от всего сердца поздравляю тебя с днем рождения и шлю тебе самые горячие пожелания счастья. Пусть это письмо доставит тебе тихую радость как знак нашей взаимной верности и прочного союза...
...И этот шепот слышен мне,
Ах, для любви глубокой
Пространства нет! Здесь в тишине,
В темнице одинокой,
Когда тоска мне давит грудь,
Шепчу и я: «О, не забудь!» -
И к жизни возвращаюсь[19].
С благодарной верностью и незабываемой любовью шлет тебе горячий сердечный привет
твой любящий Эрнст».
* * *...Утром 13 августа 1937 года в неурочное время в камере появился пожилой надзиратель, которого Тельман давно называл про себя Пастором.
- Здравствуйте, господин Тельман. Вам дается час для того, чтобы собрать все вещи. Я вам помогу. Давайте начнем с книг, и я отнесу их в библиотеку.
- А в чем дело?
- Вас переводят.
- Куда?
- Я не осведомлен.
Утро было теплое, но пасмурное.
Два стражника вели его по коридорам тюрьмы. Весь скарб уместился в небольшой узел, и Эрнст нес его в правой руке.
Прошли через тюремный двор... Сколько километров отшагал он здесь за годы заточения во время своих одиноких получасовых прогулок?
Влажный ветер, пахнущий первыми опавшими листьями, коснулся лица. Сердце не повиновалось воле: билось часто и жарко.
«Что они затевают?»
Прошли мимо охранников. Ворота бесшумно открылись...
Тельман и его конвоиры оказались на улице. У парадных дверей в тюрьму выстроились в ряд три черных легковых автомобиля. Возле них толпились люди, человек десять, все в штатском. Четверых Эрнст узнал: два - представители судебных органов, следователи Хофман и Маркс, гестаповец Геллер, ведший его дело по своему ведомству, и директор тюрьмы Моабит доктор Штруве.
Тельмана подвели к средней машине. Дверцу на заднее сиденье открыл доктор Штруве:
- Садитесь, Тельман.
Все произошло очень быстро - уже через минуту три машины тронулись в путь.
