Александр Морозов - Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765
По видимому, Ломоносов пришел к изучению греческого языка в результате углубленных занятий латынью. Настойчивая работа над текстами заставляла его обращаться к словарям. Самым употребительным и доступным в то время был «Треязычный лексикон», составленный Федором Поликарповым и напечатанный в 1704 году в Московской синодальной типографии. Обращаясь к этому словарю, Ломоносов непосредственно сталкивался с греческим языком и постепенно втягивался в его изучение. Его общий интерес к древнегреческим поэтам и философам, к «еллинской премудрости», связанный со старинной русской культурой, побуждал его с жадностью изучать этот язык.
Значение Московской академии для умственного развития Ломоносова заключалось не только в том, что он основательно изучил латынь, которая в то время была преддверием всех наук; не менее важно, что для него не пропал культурно-исторический опыт, накопленный к тому времени в России. Ломоносов хорошо знал лучшие образцы древнерусского проповеднического искусства, опиравшегося на многовековую национальную традицию. Древнерусская книжность, знакомая Ломоносову еще на Севере, теперь была открыта для него во всем своем разнообразии.
* * *На Никольской улице, на той же стороне, что и Заиконоспасский монастырь, высилось причудливое здание Московского Печатного двора, возведенное в 1645 году. Здание было увенчано большой башней с шатровым верхом, расписанным яркими красками. Темные и узкие сквозные башенки, над которыми были водружены посеребренные «прапорцы» (флажки), высились над фронтоном, обильно изукрашенным «белокаменной резью» — витыми колоннами, изображениями орлов, грифов и единорогов, двумя солнечными часами и выпуклыми посеребренными надписями с «титлом государя», выведенным славянской вязью над фигурными двустворчатыми воротами.[98]
На Печатном дворе было людно. Свыше двухсот наборщиков, печатников и «справщиков» трудилось над выпуском книг. Здесь было на что посмотреть и с кем потолковать. В типографии работали опытные русские «пунсонщики», которые резали буквы, и «словолитцы», которые потом их отливали. Для обучения «грыдоровальному делу» держали учеников.
Профессия печатников была наследственной. Если хороший мастер умирал, оставив малолетних детей, место его все равно оставалось за детьми, а за их малолетством временно нанимали людей сведущих.
В 1725 году в Московской типографии было 14 «станов», из которых на 11 печатались церковные книги, на двух — гражданские и один был отведен для тиснения гравюр. Станы прикреплялись к потолку и полу. Внутри рам двигался вверх и вниз тяжелый пресс. Печатники, которые назывались «тередорщиками», приводили в движение винт правой рукой, а левой проталкивали доску, или «стол», для получения оттисков. «Батырщики» тем временем накатывали краску. Бумага прикреплялась к верхней доске печатного стана и потом с помощью винта притискивалась к набору. Свежепахнущие краской мокрые листы после тиснения развешивались на посконных веревках для сушки. Затем их сшивали в тетради или заключали в тяжелые переплеты из дубовых досок, обтянутых сафьяном.
Сумрачный вход, с рундуками и каменной лестницей под тяжелыми сводами, вел в главные палаты Печатного двора. Большой каменный киот заключал в себе темный образ, перед которым горела лампада. Мастер «хоромного живописного Дела» Леонтий Иванов «с товарищи» расписал сверху донизу «правильную палату», где трудились «справщики». По стенам, сводам, окнам и подоконникам на золотом и серебряном фоне вились пышные травные узоры, напоминающие украшения старинных рукописей. На окнах с крашеными стеклами были помещены резные позолоченные клейма.
Столы и скамьи были покрыты светло-зеленым и светло-лазоревым сукном. Дышащая теплом большая изразцовая печь завершала убранство.
По другую сторону лестницы помещалась «книгохранительная палата», устроенная для нужд «справщиков», которые следили за тем, чтобы в книгах «не явилась какая погрешность и всенародная блазнь».
«Книгохранительная палата» также была расписана красками, хотя и не так пышно, как «правильная». При ней находились чуланы для книг. Особо ценные хранились в деревянных ларях, покрытых резной позолотой. Типографская библиотека постепенно сосредоточила в себе богатейшее собрание древних рукописных подлинников и редких изданий. [99]
Ломоносов за время своего пребывания в Москве многократно бывал на Печатном дворе и, вероятно, пользовался его библиотекой.
Славяно-греко-латинская академия была связана множеством нитей с типографией. Она выделяла из своего состава ученых «справщиков», а ее недоучившиеся ученики пристраивались писцами и на различные другие мелкие должности. Наставники академии выступали как авторы и переводчики выходивших книг, и было вполне естественно, что они пользовались для своих нужд типографской библиотекой.
Ломоносов неудержимо рвался к наукам, изучающим природу, но его захватывала и история человечества. Единственным пособием для изучения русской истории в то время был «Синопсис», впервые напечатанный в 1674 году в Киеве и затем неоднократно переиздававшийся.[100] Составители киевского «Синопсиса» опирались на польские источники (хроника Феодосия Софроновича) и недостаточно хорошо знали русские летописи. События русской истории, особенно после татарского нашествия, были изложены сбивчиво и со значительными пробелами.
Однако несомненно, что уже в бытность в Спасских школах Ломоносов сумел приобрести значительно большие знания по русской истории, чем это ему мог предложить «Синопсис». В Москве он мог ознакомиться с непосредственными источниками по русской истории, прежде всего с русскими летописями. Академическая биография 1784 года утверждает, что Ломоносов читал летописи «в монастырской библиотеке», т. е. в стенах Славяно-греко-латинской академии. Известие это надо принять с некоторой осторожностью. Нам неизвестно, располагала ли библиотека Спасских школ списками русских летописей во времена Ломоносова. Но летописями обладала библиотека типографии, а один из принадлежавших ей летописных сводов первой половины XVI века так и носит до нашего времени название «Типографская летопись».
В библиотеке типографии Ломоносов мог ознакомиться и с иноземными источниками по русской истории.
В первой трети XVIII века у русских читателей большой популярностью пользовался труд южнославянского историка Мавро Орбинича «Царство славян», переведенный на русский язык по указанию Петра I и вышедший в 1722 году под длинным названием: «Книга историография, початия имени, славы и расширения народа славянского». В этой книге был собран из различных источников обширный материал о географическом распространении славян, их языке, верованиях и обычаях, о древней истории чехов, поляков, полабов, русских и в особенности южных славян, о начале славянской письменности. Через всё изложение красной нитью проходит мысль об историческом и культурном единстве славянских народов, которые все одного «языка Славенского и единого Отечества, хотя ныне во многих царствиях рассеялися чрез многие войны».[101]
