Пьер Клостерман - Большое шоу. Вторая мировая глазами французского летчика
— Алло, — сказал я. — Это странно. Похоже на двухдвигательный, но это определенно не «москито».
Мы посмотрели вверх, пытаясь определить местонахождение звука. Он, казалось, был почти над нами.
— Не беспокойся, Пьер, — сказал Жак после минуты раздумья, — если бы это был немец, зенитная артиллерия сразу бы открыла огонь.
Одновременно с его последними словами характерный рассекающий воздух свистящий звук известил о том, что прямо на нас летела огромная бомба. За долю секунды оба офицера испарились. Я нырнул под грузовик, а Жак, пытаясь следовать за мной, споткнулся о корень яблони и упал плашмя лицом вниз. Раздался ужасный грохот. Земля затряслась, порыв горячего воздуха опалил нам лицо, накалившиеся докрасна осколки усеяли палатку, деревья, а грузовик и срикошетировавший большой бак шипели на покрытой росой траве.
В этот момент зенитная артиллерия открыла огонь. Небо над нами превратилось в двигающуюся массу 40-миллиметровых трассирующих снарядов, взлетающих большими змеиными скоплениями. Было светло, как днем. Наши головы гудели от непрекращающегося рева. Осколки снарядов падали плотно, как град, сбивая с деревьев ветки и листья, решетя палатки и бряцая о грузовики и пустые барабаны.
Где-то на поле загорелся «спит», и пламя заставило «Юнкерсы-88» сгруппироваться вокруг.
Бомбы начали падать густо и быстро. Их можно было различить по звуку — большие тысячефунтовые при падении издавали звук «фррр-оооммм», а бомбы среднего размера свистели «фви-фви-фви-и-и» — и следовал взрыв! Одна упала так близко, что меня отшвырнуло в сторону и я заработал большую шишку, ударившись о дифференциал грузовика. «Бофор», находящийся менее чем в 10 ярдах, не прекращая, вел огонь из пяти орудий. Рявкающий звук пронзал наши барабанные перепонки. Оглушенные, разбитые, мы припали к земле под грузовиком, дрожа от страха.
Где-то около часа ночи наступило, казалось, временное затишье. Я бросился к нашей палатке, чтобы принести одеяла. Мне удалось найти их под кипой больших коробок и полок, которые обрушились, когда взорвалась первая бомба. Если бы мы были там, все это свалилось бы нам на голову.
Когда я вернулся, Жак выполз и, выбивая из себя пыль, ругался.
Неожиданно пирамида трассирующих снарядов появилась со стороны Арроманчеса, где сосредоточилась охрана, и, словно кольцо газовой горелки, огни зажглись один за другим, и все небо снова озарилось. Из мрака показались прожекторы и начали исследовать облака.
Где-то в радиусе 12 миль от нашей полосы должна была находиться хорошая зенитная артиллерия с тремя тысячами орудий. Поскольку оборудование радара было примитивным и не существовало контроля, все эти орудия — «бофоры» с калибром орудий в 31/2 дюйма, 7 дюймов и так далее — расстреливали патроны более или менее наугад, все одновременно. Боеприпасы казались неистощимыми, и бригады лишь держали свои ноги на педалях.
«Юнкерсы-88» и «Дорнье-217» появлялись группами по 12 каждые пять минут или почти пять минут и болтались без дела в гуще этого ада, выпуская повсюду свои бомбы. Прицельного бомбометания не требовалось, так как плацдарм высадки десанта был переполнен войсками, полевыми складами, грузовиками, скоплением танков и самолетов, и практически невозможно было бы подсчитать количество снарядов, достигших цели.
Ночной кошмар продолжался до трех часов утра. Измотанные, окоченевшие от холода, мы наконец уснули, но лишь для того, чтобы через час быть разбуженными воем сирены. Мы вылезли из-под нашего грузовика изможденные, закопченные, в пыли, косматые, с кругами под глазами, обложенными языками и едва не потеряли сознание от шока — мы провели ночь под грузовиком, нагруженным снарядами 20-миллиметрового калибра!
Едва способные дышать, мы пошли, шатаясь, к нашим товарищам (которые были не в лучшей форме), толпившимся вокруг полевой кухни, и встали в очередь за глотком чая. Нам пришлось долго ждать, так как было лишь пять кружек, чай был горячий, а нас было 24 человека. Наши два канадских друга с предыдущего вечера были там — мы думали, что взрыв превратил их в порошок.
— О, вы знаете, — сказал один из них скромно, — мы сейчас довольно прытко бегаем. Мы здесь уже неделю, и мы непобедимы!
В этот момент я услышал шум нескольких приближающихся двигателей. Чтобы лучше видеть, все взобрались на скамью вокруг периметра. Взрыв! Взрыв! Взрыв! Взрыв! Три «фокке-вульфа» преодолели ограду на другом конце поля и открыли огонь.
Я слышал, как несколько пуль со свистом пролетели мимо нас, несколько снарядов взорвались па поле напротив, подняв струи пыли, и вдруг мы оказались в укрытии намного раньше канадцев, среди летчиков, кружек чая, бисквитов и летных ботинок. После всего этого мы даже не выпили пашу чашку чая!
Мы вернулись в Форд как раз к ленчу, потеряв 4 самолета, разрушенных или поврежденных во время бомбардировки, и два часа просидели под приятным горячим душем.
В нашем секторе программу ALG, которая, согласно плану, должна была состояться днем в день Д, отложили на значительный срок из-за неожиданного сопротивления немцев в Каене. Фактически построенные первые три взлетно-посадочные полосы были в действительности под огнем тяжелых 88-миллиметровых орудий зенитном артиллерии. Базенвилль, куда мы сели четыре дня назад и который должен был стать нашим на-стоящим ALG, необходимо было оставить. В конце концов, 311-й аэродром в Лонгли должен быть нашим полем. Наш наземный обслуживающий экипаж с мобильным звеном, палатками и грузовиками начал тем вечером подготавливать нашу базу, и мы должны были поселиться во Франции точно вечером 18 июня и с того времени действовать. Прошло ровно четыре года с того дня, когда генерал де Голль сообщил по ВВС: «Те же средства, которые нас победили, могут привести ко дню нашей победы». Мы возвращались с оружием в руках.
17 июня 1944 года. На этот раз мы, в конце концов, отправлялись во Францию. Время отправления — 8.30 утра. Двумя минутами раньше пришли — ничего себе! — хорошенькие новости. Три четверти нашей материальной части и имущества ушли на дно, когда «TLC» с нашими передовыми силами был потоплен торпедой. Доложили, что эскадрилья командира Гранта, старшего офицера медицинской службы, пропала вместе Я двумя штабными офицерами.
Чертов воздушный налет! Я понесся на мопеде Жака сломя голову, чтобы собрать свой вещевой мешок. В действительности мне пришлось взять очень много вещей, как обычно; мои механики продолжали завинчивать и отвинчивать все панели моего «спитфайра», пытаясь засунуть максимальное количество механизмов в минимальное пространство. У меня едва ли было место, чтобы поместиться самому. Я молил Бога, чтобы не было боя во время перелета, так как я мог двигать лишь рычагами управления. Неуклюжий механик раздавил мой превосходный термос. Я готов был убить его! Искренне надеялся, что моя парашютная сумка, несколько ненадежно прицепленная к радиоприем-пику, не будет свободно болтаться; она бы наверняка сдавила рычаги управления. Чтобы освободить место для моего спального мешка и дополнительных трех одеял, убрали заднюю часть броневой плиты. Мои фотоаппарат и стальной шлем повесили на ручной насос. У меня были с собой два огромных батона варено-копченой свиной колбасы, подарок фордовского повара, мой револьвер, боеприпасы и надувной спасательный жилет, набитый апельсинами.
