Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями
Ехали с разговорами, стараясь перебороть дрёму, даже песни пели, конечно, и про бродягу, который к Байкалу подходит. Ночь казалась необычайно долгой, часов у шофера не было. И месяц на небе не показывался, темень жуткая, очень редкие машины здоровались с ними, мигая светом. Если шофер задремывал, Морозов толкал его, разговаривал. Будил, в общем.
Одолели ночь, часов в десять были в Мяките, там остановка: столовая для шоферов и вольнонаемных.
— Тебя не пустят, — сказал шофер. — Давай пятерку, принесу пожевать.
Пятерки у Сергея не было, но шофер, сам бывший зэк, все же принес хлеб, кусочек вареного мяса и бутылку ситро. По очереди сбегали «по нужде» и, хоть клонило ко сну, поехали дальше.
На спуске к Магадану шофер спросил:
— Тебе куда велено?
— В УРО Севвостлага. Не знаешь где?
— Нет. Вон там — смотри — высокое здание слева, видишь? Это Дальстрой, где все начальство. Я высажу тебя у почты, там и спросишь, где это самое УРО.
Шла вторая половина дня. Накрапывал дождик, было сыро и неуютно. Сергей постоял у моста, пошел на почту. Хотел, было, написать и послать письмо, но даже конверта не на что купить. Подавил стеснительность и попросил у какой-то женщины рубль, она удивленно оглядела его, инстинктивно прижала сумку к груди.
— Ты лагерный?
— Да, — сказал покрасневший Сергей. — Вызвали сюда, надо в УРО, учетно-распределительный отдел, не знаете где?
— Ну как же, это совсем близко, вот на той нижней улице, двухэтажный деревянный дом, там раньше весь Дальстрой помещался. Ты совсем без денег, парень?
И протянула зелененькую трехрублевку.
— Спасибо. — Сергей покраснел. Даже уши загорелись. Впервые в жизни милостыня…
В руках у него оказалось пять конвертов, удалось пристроиться у конторки и овладеть ручкой. Она была толстая, гадкая, перо брызгалось, но первое, что он сделал, это достал из-за пояса то самое письмо, которое ему вручил Антон Иванович перед кончиной:
«Москва, Стромынка восемь-восемь, Кондрашовой» — так написал на новеньком конверте, приклеил марку и тут же опустил в почтовый ящик. А потом уже взялся за письмо домой. «Жив-здоров, переводят на другое место, когда будет адрес, напишу подробней обо всем». И тоже опустил в ящик. Лишь бы дошло.
Шел по улице и почему-то все время оглядывался. Казалось, что конвоир шествует позади. Все было внове: и высокие дома в три и четыре этажа, и асфальт на главной улице, и сам воздух, влажно-едкий и прилипчивый. Свернул к главному зданию, обошел его стороной и остановился. Где-то здесь была многолюдная пересылка, куда они пришли колонной от бухты Нагаева…
На него оглядывались, он вспыхнул, догадавшись, как нелепо выглядит в своем полушубке, потемневшем от беспрерывного пользования, в своих грубых ботинках, прошнурованных бечевой. В городе жили вольнонаемные, пограничники, служащие НКВД, разные специалисты, для них вид этого парня был подозрителен, неприятен, тем более что он не на работе, а просто шатается, может, приглядывается, чтобы обобрать.
Сергей сжался и опустил голову. Полтора года тюрьмы и лагеря переделали его облик, изменили его мысли, подтолкнув к рабской покорности, к готовности подчинения. Он отвык от самостоятельности действий и поступков, его робкий взгляд вызывал у одних жалость, у других брезгливость. Шатаются тут всякие… Ведь это был город, в котором все знали о существовании рядом с ними Страны заключенных — «врагов народа», бандитов, террористов, жуликов всех мастей.
Испугавшись неизвестно чего, Морозов пошел вниз по улице к двухэтажному дому без вывески, открыл дверь и очутился нос к носу с вахтером.
— Чего тебе? — грубо спросил тюремщик с наганом на животе.
— Вот конверт…
Тот взял конверт из рук Морозова, недоверчиво осмотрел, перевел тот же профессиональный взгляд на Сергея, приказал:
— Постучи вот в это окошко. И сдай.
Оконце открылось, показалась голова, лицо в очках. Через минуту послышался голос:
— Сиди и жди.
Сергей послушно сел на один из пяти стульев. Охранник взглянул на него раз, другой и принялся за прерванную работу: он вытачивал из корня трубку.
— Морозов, подойди сюда. Морозов! — раздалось из окошка, когда Сергей уже дремал. Тон был нетерпеливый, командный. Охранник вскочил. Но Сергей уже стоял у окошка.
— Подымись на второй этаж, третья дверь слева. Постучи и назови себя.
Проскрипев по ступенькам, Сергей остановился у названной двери, осторожно постучал.
— Входите, — раздалось оттуда.
Последовал допрос: фамилия, имя, отчество, возраст, профессия, статья, срок, где отбывал — все это строго, без взгляда в его сторону, словно сам он, как личность, не представлял для чиновника в форме никакого значения, — все одним тоном, на одной ноте. Значила здесь только бумага, а он служил этим бумагам. За столом сидели еще двое. Они сосредоточенно играли в карты. Все стены комнаты были установлены полками с ящиками. Картотека. Человеческие души.
Морозову вручили новый конверт.
— Вот так, — сказал чиновник. — Этот конверт вручишь начальнику лагеря в Дукче. Знаешь Дукчу?
— Нет.
— Двенадцать километров по шоссе на север. Выйдешь к мосту за почтой и попросишь любого шофера подвезти. Ясно? Никуда не отлучаться, по городу не ходить, комендантский патруль арестует. Ясно?
— Да, — сказал помрачневший Сергей. Он понял, что его просто переводят из одного лагеря в другой. Все светлые призраки исчезли. Но ведь и это хорошо! Угроза смерти осталась где-то за пределами видимости.
Оказавшись на улице, Морозов почувствовал жажду, голод. Рот высох, в голове все путалось. Уснуть бы… Переборов эту слабость, он пошел к почте, на пути увидел ларек, двух мужчин у ларька, встал за ними.
— Пива опять нету, — буркнул передний. — Вечно у них… — И, матюкнувшись, ушел. Сергей купил бутылку ситро и пачку печенья. Тут же, за ларьком, где валялись ящики, сел, выпил всю бутылку, съел половину печенья. И пошел к шоссе.
С машиной ему повезло. Большой грузовик притормозил, шофер спросил:
— Куда тебе?
— В Дукчу.
— Всего-то… Ну, садись. Я думал, ты подальше, попутчиком будешь. Работаешь в совхозе?
— А там совхоз? — Радость робко пробилась к сознанию, улыбка осветила лицо. Совхоз!
— Откуда сам? — любопытствовал шофер.
— С Дебина. Получил новое назначение. — И показал конверт.
— Ну, молись Богу. Срок большой?
— Полтора года осталось.
— Тут и проживешь. Это тебе не «Мальдяк».
— А что — «Мальдяк»? — Сергей не впервые слышал это название.
— Прииск золотой. И кладбище для заключенных. Лучше про него не знать.
