Елена Прудникова - Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине
Троцкий по-прежнему считал себя гениальнейшим из людей, самой судьбой предназначенным управлять страной, но у партии на этот счет было иное мнение. Впрочем, первое сокрушительное поражение он потерпел еще при жизни Ленина, осенью 1923 года. Это был знаменательный год – когда самые смелые мечты «мировых революционеров», казалось, начали сбываться. Германию сотрясал жесточайший кризис, в котором Коминтерн увидел революционную ситуацию и радостно приступил к организации германской революции. Троцкий принимал в ее подготовке самое активное участие. 4 октября 1923 года Политбюро утвердило дату начала революции. И в том же октябре, в напряженнейшее время, когда все ожидали «революционной войны», в ЦК поступили письма Троцкого и 46 его сторонников с очередной порцией критики политики властей. В такой момент это выступление было расценено как предательство. Впрочем, этот бой «демон революции» проиграл вчистую: в поддержку ЦК выступили 98,7% членов партии. В дальнейшем наскоки Льва Давидовича продолжались, но были не более успешны.
Остальные деятели партийной верхушки власти, а точнее, сопряженной с ней ответственности боялись как огня, и естественным образом главой государства стал единственный человек, ее не боявшийся. Стал не формально, а фактически. В Советской России в то время была правильная демократическая система власти, которая, как и положено, не работала, ибо работает правильная демократическая система только в том случае, если ею управляет кто-нибудь извне. В то время страной управляла партия во главе с Политбюро. Но на самом деле все было еще сложнее, ибо в Политбюро, согласно уставу, не было какого-то одного лидера и решения должны были приниматься коллегиально. Сумасшедший дом! И вот постепенно фактическим главой государства стал самый дееспособный и авторитетный из членов Политбюро, а таковым был Сталин. Соответственно, самым важным партийным постом стал считаться пост генерального секретаря, вокруг которого и разгорелась борьба. Не потому, что он был самым важным по уставу, а потому, что работа Сталина на этом посту сделала его таковым. Когда первым секретарем партии был Молотов, никому из верхушки даже в голову не приходило оспаривать у него должность в секретариате.
В мае 1924 года съезд партии выдал Сталину мандат доверия, причем в очень сложной обстановке. Внезапно Сталин получил удар – со стороны к тому времени покойного Ленина. За пять дней до открытия XIII съезда Крупская передала в ЦК так называемое «Письмо к съезду». Доказательств подлинности этого документа не было, само письмо представляло собой машинописный экземпляр, даже не подписанный Ильичем, но с Крупской спорить не стали и «Письмо» на съезде огласили. Так вот: предложение Ленина заменить генсека съезд не стал даже обсуждать.
Итак, Иосиф держал в руках руль управления партией, а партия контролировала все в стране. Значит, он стал главой государства. И несмотря на то, что он всячески избегал демонстрировать свое положение первого лица, он никого не мог обмануть и, будучи умным человеком, не мог обманываться сам.
* * *Казалось бы, совсем небольшое продвижение наверх – от второго к первому, но разница оказалась колоссальной. Огромная тяжесть ответственности за страну опустилась ему на плечи. Ленин не ощущал ее так тяжело. Он был азартен, он был во многом игрок, до самого конца власть для него была авантюрой, и он не ощущал такой ответственности, а Сталин – тот иначе не мог. Ленину важна была идея, Сталину – страна. И относился он к этой ноше именно как к ноше, как к тяжелому грузу. Позднее, в 30-е годы, он в письме к матери написал всего одну фразу, но такую, что стоит любых деклараций. «Долю свою я выдержу». И то верно: Бог не по силам креста не дает, а значит, можно выдержать и это…
…Итак, шесть лет он вплотную занимается управлением государством. И за эти шесть лет он заметил много такого, о чем лучше бы не думать, когда ты – первое лицо в стране. Но он не мог не видеть, что большинство его старых товарищей элементарно непригодны для мирной жизни и созидательного труда. Сначала он наивно думал, что тот переход от разрушения к созиданию, который ему дался так легко и естественно, будет столь же нетруден и для других. Но со временем он все больше и больше убеждался, что это не так.
С Троцким все ясно, и можно заранее предсказать, как он будет действовать. Да, авторитет у него все еще высок, но не надо его бояться, Ильич был в этом не прав, Троцкий не внесет раскола, надо лишь не мешать ему, и он преуспешнейшим образом высечет сам себя. Может быть, Ленин и не понимал в людях, но Иосиф в них понимал! Но как поведут себя остальные?
Реакции остальных не пришлось долго ждать. Уже в августе 1924 года Сталин сам подал в отставку. О причине он сказал честно: невозможность совместной работы с Зиновьевым и Каменевым. Нет, речь шла не о каких-то разных путях развития страны, ибо ничего конструктивного они не предлагали, власти боялись, как огня, зато постоянно критиковали Сталина. Летом им не понравились некоторые назначения, они послали генсеку письмо с упреками. В ответ тот написал: «С жиру беситесь, друзья мои… а я здесь лямку тяну». В этих словах была самая грубая правда, поскольку Сталин был в Москве, а авторы письма отдыхали в Кисловодске.
Вскоре они родили еще одну идею. Как-то раз на прогулке в горах они, совместно с Лашевичем и Евдокимовым, пришли к выводу, что надо создать новый партийный секретариат, в котором присутствовали бы все три направления: Троцкий, Сталин и кто-нибудь из «умеренных» – Каменев, Зиновьев или Бухарин. Идея не понравилась ни Сталину, ни Троцкому, хотя и по разным причинам. Тогда-то Сталин и заявил, что, если он им не нравится, он готов уйти с места генсека без шума – справляйтесь сами! Но этого оппозиционерам не хотелось – нет, справляться должен Сталин, а они будут его критиковать.
Чем дальше, тем было понятнее, что с этой публикой каши не сваришь. Сталин потихоньку подбирал себе команду, присматривался – кто из его окружения способен к конструктивной работе. Кое-кого он нашел, но в целом кадровая проблема так и не была решена. Недаром через несколько лет у него вырвался крик души: «Кадры решают все!»
Но все равно это было тяжело и больно – видеть, как люди, знакомые ему еще по дореволюционной работе, те, с кем переписывались в четырнадцатом году, брали власть в семнадцатом и воевали в Гражданскую, оказываются по другую сторону баррикады. И ведь баррикада-то искусственная! Теоретические измышления оппозиции оказывались самыми разнообразными, единственное, на чем они сходились, – так это на том, что надо убрать Сталина. Он бы и ушел, может быть, но ведь дай им власть, и это будет еще одно Временное правительство, которое утопит работу в бесконечных дискуссиях, завалит все, что можно, и… отправится в Женеву, обсуждать причины поражения, чего им, похоже, подсознательно и хотелось. Этого он позволить не мог. Да если бы и захотел, у тех, кто внизу, глаза и головы были на месте, и партия не принимала никаких его просьб об отставке. Ритуальными они были или искренними, это неизвестно, но известно, что ни одна не была принята.
