Виктор Неволин - Человек, лишённый малой родины
Старообрядцы были людьми слова и дела, отличались честностью и трудолюбием, были физически сильными. В старообрядческой общине уважали старших, с малолетства воспитывали и утверждали в людях Божьи заповеди и обряды. Запрещалось пьянство, курение и блуд. Сами по себе эти люди были дружны и всегда оказывали помощь друг другу, особенно по родству.
Но эти времена давно прошли. Сегодня в Центральной Сибири можно встретить лишь отдельные поселения в самых отдалённых местах Западных Саян, Алтая, Приангарья, Эвенкии, Туруханского района. Они не только поредели, но и изменили образ своего существования и исполнения религиозных канонов.
Моя семья. Галина Тимофеевна, Татьяна и Марта. 1978 год
Быть старообрядцем и строго выполнять все существующие религиозные каноны в современном обществе очень сложно. На этот счёт недавно ушедший в иной мир старообрядческий митрополит с высоким учёным званием сказал в своём интервью: «Эта религия не каждому по зубам».
Через 23 года и позже
Мои родители, пребывая в ссылке, очень часто вспоминали о родном Верхнеусинском. Хвалили, говорили, как им там хорошо жилось, любили сердцем свою малую родину. Для них всё там было красиво, и особенно природа: горы и леса, чёрная смородина и земляника, росшая на солнцепёке, чистая и прозрачная вода в Усе и её притоках, вкусная рыба, которая там водилась, не то что в томской тайге. Какие были красивые гулянья молодёжи и их обряды! Отец хвалил саянский горный пейзаж. Говорил, что если заблудишься в лесу, выйди на любую вершину горы, и сразу поймёшь, где ты находишься, не то что в болотистой тайге.
От всех этих рассказов во мне тоже с детства жила тоска по моей малой родине. Всё хотелось там побывать, увидеть своими глазами, какая она на самом деле, и даже думал возвратиться туда жить.
У родительского дома в с. Верхнеусинском. 1975 год
Но сборы на родину у меня были долгими, всё как-то не удавалось и откладывалось на потом.
И вот, будучи студентом третьего курса Томского госуниверситета, находясь на геологической производственной практике в Горной Шории на поисках титано-магнетитовых руд, я был близок к Усинской котловине и был намерен туда поехать. Чтобы заработать немного денег, почти на месяц продолжил практику. Добираться до родных мест можно было двумя маршрутами: или ехать туда обратным путём через станцию Тайга, а это заняло бы 4–5 суток, или же таёжной тропой пройти до посёлка Абаза более 100 километров. Решил идти по второму маршруту. Начальник геологической партии Гурген Иванович Спандарашвили отговаривал, предупреждая, что путь очень опасен: здесь много медведей и часты побеги заключённых из лагеря неподалёку, которые отбывали срок за политические преступления и не имели даже своих фамилий, а носили только номера. Но я остался непреклонен.
Дали мне несколько банок тушёнки и сгущёнки, сухари, и я рано утром двинулся в путь.
Я не шёл, а почти бежал по таёжной тропе, при пересечении маленьких рек и ключей боялся её потерять, поэтому ориентировался только по засекам на деревьях. Ночевать остановился уже в потёмках. Выбрал большую ветвистую ель. Для защиты от зверя в двух метрах от дерева разложил костёр, запасся дровами, ветками и поддерживал его всю ночь. Тогда я не знал, что где-то совсем рядом обитал старообрядец Лыков со своей семьёй.
На другой день к обеду дошёл до Абазы, а там уже на попутной машине к вечеру приехал в Абакан.
И почти сразу заявил родителям, что еду в Верхнеусинск. Они стали меня уговаривать, что мне незачем туда ехать. Из родных там проживали лишь старенькие мои тёти по линии мамы. Но я был уже подготовлен, и через день, купив в Минусинске билет на автобус, поехал в сторону Кызыла по старой дороге Усинского тракта и на отвороте в Усинск сошёл с автобуса.
Подождал некоторое время попутный транспорт, но его не оказалось, пошёл пешком, а потом нагнала меня грузовая машина, и я поехал в кузове. Сердце моё стало учащённо биться: что же я увижу в родном селе и за его пределами? Вскоре слева я увидел сопку, на склоне которой когда-то был наш земельный надел. Меня один раз туда привозили, мы там копали сладкие корни солодки.
При въезде в село сразу разыскал на Зелёной улице (как тогда её называли) маленький домишко, в котором ютились три мои тёти: Анастасия, Ульяна и Феклуша. Первая была вдовой, а две другие остались старыми девами. Приняли меня они с радостью. Весь вечер я рассказывал о нашей семье и своей жизни. Жили они очень бедно, никто из них уже не работал по найму, хозяйства не было. Питались случайными заработками: нянчили чужих детей, летом собирали ягоды и грибы, продавали их и этим жили.
На другой день утром я пошёл по селу и в первую очередь к своему родному дому, по памяти сразу его отыскал на главной улице Ленина. Берёза, которая стояла тогда у бабушкиного окна, исчезла, ворота и калитка в дом покосились. Решил зайти в дом. Хозяйка встретила меня недоверчиво, но впустила в квартиру. Вся внутренняя обстановка изменилась: не было длинной лавки, где спали старшие братья, как и полатей, куда нас, младших детей, родители забрасывали на ночь. Стоял небольшой стол, а нашего длинного уже не было, как не было и божницы, на которой стояли старообрядческие иконы.
Во дворе большие перемены: огород и конюшни для животных река Ус снесла, завозни и других хозяйственных построек уже не было.
Проходя по улицам, увидел, что по-прежнему стоит дом купца Вавилина, но уже покосившийся. Дутовскую мельницу сровняли с землёй. Речка Макаровка, протекавшая через село и в которой мы ловили пескарей, превратилась в небольшой ручеёк. Нет деревянной церкви. Снесло половодьем и мост через реку Ус, который связывал Верхнеусинское село с Нижнеусинским. На месте, где был погранотряд, построена средняя школа. В большом доме дедушки Павла Моисеевича разместилась контора местного колхоза.
Зашёл в два магазина, но полки там оказались полупустыми. Вина, чтобы угостить тётушек, в них не оказалось. Местные жители сказали, что его можно купить в посёлке мараловодов, это в 7–8 километрах от Усинска, сходил и туда. Купил продукты тётям. За весь день я обошёл всё своё родное село и не увидел ни одного нового дома, а в оставшихся от ссыльных деревенских домах жили новые хозяева. Дома эти не обновлялись и не ремонтировались.
Вечером устроили праздник, было воскресенье. Было уже темно, я вышел на улицу, вся жизнь на селе замерла, улицы не освещались в это время. Я не услышал весёлых, громких песен молодых людей, ни гармошки, ни хороводов, которые устраивались даже во времена нашей ссылки в посёлках. От увиденного душа моя успокоилась, и теперь я уже не хотел постоянно жить на моей малой родине. На другой день рано утром я покинул её.
