Владимир Стеженский - Солдатский дневник
28.02.44.
Перебрались на новое место, в Колонку. Пока шли, проходили по заводу имени Войкова, мрачное зрелище. Такой гигант и весь разрушенный.
Живем сейчас в маленьком блиндажишке, теснота страшенная. Но, как говорится, в тесноте да не в обиде. Почему-то кажется, что на этот раз наступление наше будет более удачным. Сколько же можно сидеть у этой Керчи, тем более что больше половины города в наших руках.
На дворе опять потеплело. Сегодня вечер совсем апрельский. Как хочется попасть в Москву хоть на несколько дней! Вовке вот улыбнулась фортуна, побывал дома. А моя фортуна что-то совсем про меня забыла.
На душе какая-то неустроенность. А какая и самому непонятно. Словно оторвали у меня что-то и теперь только ветер дует в эту черную дыру. Неужели так никогда не придется дожить до мая, а только подсчитывать прожитые апрели. Но ведь что прожито, к тому нет возврата. Ненавижу гробокопательство. Но слишком цепко держится за мою душу это прошлое. Не выбросишь ведь, как выбрасывают из кармана старый носовой платок.
6.03.44.
Читаю Маяковского, вернее, упиваюсь. Это после почти трехлетнего перерыва. Еще и еще раз перечитал «Про это». Вспомнил осенний вечер на балконе тарасковского особняка. Много воды и всего прочего утекло с тех пор. Я недавно переработал и отредактировал свое «Последнее тебе», получилось лучше и сильнее. Жаль, что нет возможности переслать адресату. Впрочем, это и не нужно.
А так жизнь идет. Ругают нас кому не лень за то, что не ловим фрицев. Но разве это так просто, как выдернуть из огородной грядки редиску. Сегодня потеряли нашего командира роты Ильина. Как жаль парня! Почти год работали с ним вместе и дружили.
10.03.44.
Только что пришел из клуба. Смотрел фильм «Возвращение Максима». Старинная уже вещь. Помню, как первый раз смотрел этот фильм в день празднования нашего окончания восьмого класса. С тех пор прошло уже семь лет. Семь лет, черт побери! Уже многих из тех, с кем мы отмечали этот праздник, нет сегодня в живых…
22.03.44.
Несколько дней был болен, даже лежал в медсанбате. Опять малярия, и опять началась как в прошлом году в конце марта. Паскудная штука. Неужели и дальше будет повторяться.
У нас все еще тихо. Но поскольку все было организовано как всегда у нас, то и траншеи сдали, и людей без толку потеряли, и даже пленных фрицам преподнесли.
28.03.44.
Что-то неспокойно на душе. Сам хорошенько не понимаю, что со мной происходит. Опять хочется уехать куда-нибудь. Скорей бы началось наше наступление, сил нет сидеть на одном месте. Так все здесь надоело. Хочется чего-нибудь новенького. Да еще Зина заболела. Лежит в медсанбате. Она единственный человек, с кем мне всегда хотелось бы быть. Но не так, как здесь, в других бы условиях. Ведь мы уже почти пять месяцев близки, и с каждым днем я все сильнее и сильнее чувствую необходимость того, чтобы она была рядом со мной. Но иногда бывает почему-то так досадно и на себя, и на нее, и на все. Ну да это просто глупости. Побольше надо иметь точек соприкосновения.
31.03.44.
Погода вроде начинает налаживаться. Хочется настоящей весны. И движения, ведь весной неудержимо куда-то тянет.
Читаю сейчас Мопассана. Давно я хотел достать его книги и вот случайно нашел. Все бы хорошо, но только после его рассказов на душе остается какой-то тяжелый осадок. Но ничего не поделаешь, такова жизнь.
Получил недавно очень хорошее письмо от Сони. После ее предыдущего письма мне показалось, что она за последнее время превратилась в тот мужеподобный тип женщин, который возбуждает во мне лишь чувство досады и отвращения. Но, слава Богу, ничего подобного не произошло. Между прочим, она прислала мне одно стихотворение. Очень неплохое, такое простое и душевное. И вместе с тем умело облеченное в хорошую форму. Редко приходится читать хорошие стихи, а это из таких.
Последние дни чувствую какую-то слабость, недомогание какое-то. С чего такая напасть, неужели последствия малярии?
Зина все еще больна. Завтра постараюсь ее навестить, а то уже здорово соскучился.
4.04.44.
Сегодня интересный день, вернее дата. Из одинаковых цифр. Такой день будет еще только через одиннадцать лет.
За это время на фронтах произошли величайшие события: наши войска вышли на государственную границу. А теперь, перейдя реку Прут, продвигаются в глубь Румынии. Подумать только, уже в Румынии! А давно ли было то тяжелое и тревожное время, когда мы, прослушав по радио очередное сообщение Совинформбюро, с грустью, злобой и досадой отходили от репродуктора. Давно ли было время, когда фриц загнал нас за Кавказские горы, за Волгу. И вот теперь настает расплата, это еще только начало. Пока только мамалыжники почувствовали войну у себя дома. Скоро это почувствуют и фрицы.
А у нас опять зима, холод, снег идет. Не погода, а недоразумение. Как говорится, весна в Крыму, ни хрена не пойму.
13.04.44.
Наступаем. С 11-го апреля. Фриц, не дождавшись нашего генерального наступления, сам драпанул, да так, что мы едва успеваем его догонять. По дороге разбитые машины, брошенные пушки, повозки, ящики. На станциях оставлено много разных складов. Наш сосед справа уже на подступах к Симферополю. А наша дивизия овладела Феодосией и Коктебелем. А на юге замечательная победа: Одесса снова наша! Здесь фрицу устроили тоже грандиозное побоище, второй Сталинград.
Нахожусь в Феодосии. Почти совсем не разрушен, много гражданского населения. Деревья здесь уже зеленеют, тепло. Правда, ветер еще никак не успокоится.
Сейчас будем двигаться дальше через Коктебель на Судак. Так что, может, увижу те места, где жил когда-то в далекие дошкольные годы.
Нахожусь в Отузах. Население встречает нас замечательно. Выходят на дорогу, угощают вином, приглашают к себе покушать, отдохнуть и т. д. И это крымские татары. Те, которые провожали наши отступавшие войска камнями и улюлюканьем. Немцы научили их любить русских, любить нашу советскую власть.
Сейчас сижу в одной татарской хате. Пришла какая-то старушка. Со слезами на глазах рассказывает как они здесь жили под немецко-румынским гнетом. «За каждого убитого или пропавшего немца, — рассказывает она, — они расстреливали 50 мирных жителей без разбору — и женщин, и детей, и стариков». Потом она куда-то уходит и возвращается с бутылкой вина — хорошего домашнего рислинга. Предлагает выпить пару стаканов. Пью, иначе кровная обида. Хозяйка тем временем суетится у печки, что-то жарит.
