Лада Акимова - Загадочная Шмыга
Тогда за что?
За красоту, молодость, талант, за то, что на протяжении стольких лет, выходя на сцену театра, дарила людям радость? За то, что мужики разных возрастов толпами ходили за ней, признавались в любви? Но ведь она никогда не давала им надежду, потому что… всегда была замужем. Может быть, они хотели бы оказаться на месте ее мужей, но ведь это ее выбор.
За то, что никогда не делала гадости другим, за то, что умудрилась сохранить хорошие отношения с бывшими мужьями. Иногда в ее квартире раздавался телефонный звонок, и, поднимая трубку, она непременно слышала: «Маленькая». Так ее называет только Рудька Борецкий. Хотя теперь он уже давно не Рудька, а Рудольф Андреевич Борецкий — профессор кафедры телевидения и радиовещания факультета журналистики МГУ, доктор филологических наук. Студенты от него без ума. Канделаки сначала воспринял ее побег в штыки, но со временем все страсти улеглись… Когда он заболел, она ездила вместе с Толей к нему в больницу. Владимир Аркадьевич был против этого, видимо, не хотел, чтобы она видела его в таком состоянии. А она все равно приезжала…
Ее обвиняли в том, что она разлучница. Ну а как еще назвать женщину, которая уводит мужчину из семьи? Так было во все времена. Наверное, это и есть ее самый большой грех, и не будет она говорить, что ни в чем не виновата. Хотя в чем ее вина? В том, что полюбила? Так сердцу— то ведь не прикажешь. И расплачивалась за свою любовь страданиями. Если бы она строила козни, писала анонимки, ставила ультиматумы. Не делала она этого, решения принимали они сами.
Разве не обвиняли ее в том, что женой Канделаки она стала исключительно по расчету: богатый, знаменитый, да еще и главный режиссер театра, в котором она работает.
Да, он был знаменитый. И знала его не только вся театральная Москва. А вот насчет того, что богатый… Одно время у него было немерено денег. Но они у него долго не задерживались. Что поделаешь — грузинский темперамент и размах! А потом… Какие у них могли появиться особенные деньги, откуда? Это же было такое время, когда он с концертами не ездил, зарплата в основном отдавалась в первую семью, где подрастала дочь. И «доброжелатели» об этом прекрасно знали. Как знали и о том, что свою совместную жизнь они начинали, живя у друзей. Потом какое-то время снимали жилье. Потом ей, а вовсе не Канделаки, дали крошечную квартирку, где они прожили пять лет. Если бы у него были деньги, стал бы он разменивать ту, в которой жила его прежняя семья? Конечно же нет, проще было бы купить. Но в то время не то что квартиру — им даже мебель не на что было купить. Но зачем об этом было знать недоброжелателям? Бог с ними! Все-таки хороших людей вокруг намного больше.
А деньги… Деньги она может заработать и сама. Сказано — сделано. Она создала небольшую «концертную бригаду» — она сама, Александр Горелик, Анатолий Пиневич, Эмиль Орловецкий и братья Сазоновы — Геннадий и Валерий — прекрасные танцовщики, непревзойденные мастера степа. И с этой бригадой она на протяжении многих лет ездила на концерты по городам Советского Союза. Выезжали они и за рубеж.
Вспомнился забавный эпизод. Они репетировали отрывок из мюзикла «Хелло, Долли!» — она, Александр Горелик и братья Сазоновы. По мизансцене ее Долли танцует степ вместе с гангстерами, которых и исполняли Сазоновы. Степ и для подготовленного танцовщика сложен, что тогда говорить о ней. Хотя многие удивлялись, когда видели ее в балетном классе, а кто-то, наверное, и не понимал — зачем делать станок наравне с балетными — ведь для актрисы ее уровня достаточно просто небольшой разминки.
А она делала. Раз-два… Раз-два… Плие… батман… арабеск… Вперед, в сторону, назад. В глазах загораются огоньки. Щеки раскраснелись. Вдох — выдох. Носок завивается к потолку, голова почти касается пола. Засверкали бисеринки пота. Вдох — выдох…
— Татьяна Ивановна! — услышит она однажды от братьев. — Мы все понимаем. Давайте поступим так: вы только обозначайте, что вы будто бы танцуете, а все остальное сделаем мы. Никто из зрителей и не заметит.
— Нет, — услышали в ответ Геннадий и Валерий, — не буду обозначать, буду танцевать, как вы. Все нужно делать по-настоящему. Научите меня?
И на какое-то время народная артистка тогда еще РСФСР превратилась в послушную ученицу.
Братья только диву давались, глядя на то, как она буквально на лету схватывает все премудрости степа.
— Ну вы даете, Татьяна Ивановна! — услышала она восхищенное.
— Да ладно вам, — улыбнулась смущенно.
Было время, когда к их компании присоединялся и Владимир Аркадьевич, тогда он уже не руководил Театром оперетты, а просто был актером Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Они выступали вместе. А после концерта Канделаки словно «приказывал»: «Все зашли ко мне!» И все собирались в гостинице в их номере. Так принято на гастролях. И она на глазах у «изумленной публики» превращалась в просто жену и хозяйку, с которой можно было поговорить на любую тему.
Гастроли сближают людей. Перелеты, переезды, жилье в одной гостинице, совместный отдых в свободное время…
Она не любила обращать на себя внимание. Кремер частенько называл ее «женщина без выкрутасов», она лишь хохотала в ответ. Летом, если они выезжали на гастроли на юг ли, на Украину ли, она ходила по улицам в сарафанчике на лямочках, в сандалиях на босу ногу, на голове — косынка… Ее действительно практически никто не узнавал, а она была и рада этому.
Хотя однажды ее неузнаваемость привела к тому, что пришлось задержать начало спектакля. Дело было в конце 50-х.
В те времена нравы были более чем строгие. В 1953 году отменили запрет на декольте, и появились коллекции платьев с вырезом. И тем не менее открытые плечи, большие декольте, чересчур открытая спина не приветствовались в повседневной жизни. Да она и не любила «оголяться». Ее и на сцене-то «раздеть» было весьма проблематично. И художники по костюмам с ней постоянно мучились, отстаивая каждый миллиметр выреза на платье у ее героини. Что уж говорить про повседневную жизнь. В то лето театр уехал на гастроли в один из южных городов. В чемодан она положила новое летнее платье — оно ей настолько нравилось, что она, вопреки своим правилам, уступила уговорам портнихи и смирилась с тем, что спина будет чуть более открытой, чем всегда.
— Танечка, — уговаривала портниха, — это же для летнего отдыха. Вот поедешь отдыхать, как наденешь на пляж, так все и ахнут от восхищения.
Портниха оказалась права. А ей самой платье настолько нравилось, что однажды она надела его вечером и решила пешком прогуляться до театра. Шла по улицам и вдыхала аромат южного города.
