Елена Разумовская - Братья Орловы
Претендентке на трон оставили ее горничную, Франциску фон Мешеде; хотя день и ночь князем А.М. Голицыным, губернатором Санкт-Петербурга, и обер-комендантом Петропавловки А.Г. Чернышевым велись допросы, пленницу, харкавшую кровью, содержали в довольно мягких условиях.
Говорят, что князь был человеком милосердным и, несмотря на суровую и строгую наружность, мягким и совестливым. Но вскоре положение пленницы, которая наотрез отказалась признаваться в совершенном преступлении да еще и обратилась к Екатерине с письмом, значительно ухудшилось. Пытаясь вынудить лжекняжну дать нужные показания, комендант тюрьмы отобрал у нее одежду, обрядив в тюремное платье; служанку из ее камеры удалили, а вместо нее ввели обязательную охрану из двух солдат и офицера, которые стояли у кровати несчастной и днем, и ночью, якобы чтобы помешать возможному побегу или воспрепятствовать самоубийству. Еды Елизавете давали едва, чтобы хватило поддержать в ней и без того еле теплившуюся жизнь. Допросы продолжались. Императрица, с ведома и по приказанию которой все это творилось, писала в ответ на мольбы конкурентки о снисхождении и личной встрече: «Распутная лгунья осмелилась просить у меня аудиенции. Объявите этой развратнице, что я никогда не приму ее, ибо мне вполне известны и крайняя ее безнравственность, и преступные замыслы, и попытки присвоить чужие имена и титулы…»{114}
Однажды в каземат к умирающей арестантке пришел граф А.Г. Орлов; возможно, он, как и прочие, просил ее сказать настоящее имя, признаться в самозванстве, и тогда ее ждет помилование от милосердной императрицы. Один из сторожей Алексеевского равелина рассказывал, что заключенная сильно гневалась на посетителя, громко что-то кричала. Но другие свидетели этого посещения молчали, и последний разговор графа и его несчастной жертвы остался между ними. 4 декабря 1775 г., вскоре после этого памятного посещения, самозванка, которая так и не открыла ни своего подлинного имени, ни тайны своего происхождения, упрямо до смерти твердившая, что она дочь императрицы Елизаветы, внучка Петра Великого, умерла. Перед смертью она написала трогательное письмо императрице, моля ту о снисхождении и личной встрече, на которой клялась рассказать все, почти признаваясь в своем преступлении: «…находясь при смерти, я исторгаюсь из объятий смерти, чтобы у ног Вашего Императорского Величества изложить мою плачевную участь… Я на коленях умоляю Ваше Священное Величество выслушать лично все. Вы отмстите своим врагам и будете моим судьею… Мое положение таково, что природа содрогается. Я умоляю Ваше Императорское Величество во имя Вас самих благоволить меня выслушать… Да смягчит Господь Ваше великодушное сердце… и я посвящу остаток моей жизни Вашему Высочайшему благополучию и Вашей службе»{115}. Но сердце Екатерины было отнюдь не таким великодушным, как представлялось несчастной узнице Петропавловки.
По легенде, тело умершей даже не было вывезено с территории Петропавловской крепости; ее зарыли тут же, во дворе Алексеевского равелина, как писал о том князю Голицыну Андрей Гаврилович Чернышев…
Граф Орлов же вышел в полную отставку двумя днями раньше, уехал в Москву. Он прожил еще долгую жизнь, пережив и императрицу Екатерину Великую, и ее сына Павла I. Поговаривали, что «Ливорнская пленница» зачала от графа Алексея и в Петропавловке родила ему сына, которого его сиятельство взяли на воспитание в собственный дом, дав ему прозвание «Чесменского» и назвав Александром. Ходили также слухи, что якобы именно эта оплошность графа Орлова стала причиной большого неудовольствия императрицы Екатерины и привела героя русско-турецкой войны к опале, которая так и не кончилась вплоть до смерти государыни в 1796 г. Особенно это мнение утвердилось в обществе, да и в отечественной истории после выхода в свет исторического романа Г.П. Данилевского «Княжна Тараканова». Как мы увидим далее, ни о какой опале речь не шла. Алексей Орлов был всегда уважаем и ценим императрицей. Но воспитанника своего он не забывал никогда и помогал ему, чем мог, в его карьере, ходатайствуя перед Екатериной. В «Записках» А.В. Храповицкого, личного секретаря и доверенного лица Екатерины, мы читаем запись от 30 июня 1787 г.: «Гр. А.Г. Орлов-Чесменский кланялся в ноги, за пожалование сына в капитаны Преображенского полка»{116}. Александр, по свидетельствам современников, «чрезвычайно красивый мужчина», которого слухи одно время утвердили на роль нового избранника Екатерины, в Дрездене женился, и граф Алексей, находясь в то время за границей ради поправления здоровья, побывал на той свадьбе, а в письме к своему приказчику и другу Даниле Артемьевичу писал, что желает молодым супругам премного счастья и долгих лет совместной жизни: «Даруй Боже им и детей нажить; а мне бы на них радоваться»{117}.
Но, хотя, возможно, это и не имеет прямого отношения к основной теме нашего повествования, не без интереса вспомнить еще об одной княжне Таракановой, которая, по свидетельствам современников, являлась истиной дочерью своих родителей, императрицы Елизаветы Петровны и ее возлюбленного, хотя и тайного супруга, графа Алексея Разумовского.
На самом деле о ней известно не так уж и много, но все факты свидетельствуют, что борьба власть имущих за трон — дело жестокое и зачастую аморальное; тем более что многие из тех, кто волею судеб попадает в эту «мясорубку», к власти, да даже к известности, совсем не стремятся. Все вышесказанное можно отнести и к подлинной княжне Елизавете Алексеевне, получившей прозвание Таракановой.
Сегодня уже невозможно точно установить, какое имя девочке, в 1746 г. родившейся в тайном браке, было дано при крещении — Елизавета или Августа. Вскоре после рождения она была отправлена за границу, к дальним и очень богатым сродственникам графа Разумовского, украинским магнатам по фамилии Даргановы (отсюда, по всей видимости, и происходит закрепившееся в истории прозвище несчастной княжны). О годах, которые девочка провела в семье родственников, ничего не известно. Ее история в России начинается с 1785 г., когда она была отыскана посланниками Екатерины, всю жизнь опасавшейся удачного заговора, который лишит ее и трона, и, возможно, даже свободы, а то и жизни. Молодую женщину привезли тайком в Россию, в Петербург, а оттуда — в Москву, и разделила она судьбу многих законных претендентов и претенденток на царский престол: приняла постриг в Ивановском девичьем монастыре и по смерти была заключена при этом монастыре{118}. В России заключение в так называемые монастырские тюрьмы преступников обоих полов было делом обычным, и следует, пожалуй, несколько слов сказать об их устройстве и условиях содержания в них заключенных, прежде чем продолжить рассказ о судьбе Елизаветы Алексеевны, княжны Таракановой.
