Александр Жаренов - Братство фронтовое
С ним мы уходили в ополчение. После ранения под Смоленском осенью сорок первого года Николай вышел на инвалидность. Сейчас он работает референтом в НКПС. И вот первая встреча в госпитале. Его жена бережно держит букет цветов, не зная, куда его поставить. И вдруг из букета извлекается бутылка кагора.
- Вот, - говорит Вера. - Мне, как не вызывающей подозрения, поручили пронести это. У вас сегодня в проходной очень строго.
- Спасибо вам за то, что вы навестили меня, за ваши подарки. В проделке с цветами, конечно, не обошлось без участия Виктора Иванова? - Я смотрю на коренастого художника. С Ивановым мы вместе учились в Ленинграде, вместе работали на студии, В начале войны его взяли в армию, направили на работу по плакату. Около него художник Маша Жукова. С ней также вместе учились, работали на студии. Она немного с грустью смотрит на меня, лежащего в постели с загипсованной ногой.
Тут же и мой старший товарищ по фронту, бывший командир батальона связи капитан Иван Сергеевич Жучков. Теперь он служит в армейском отделе связи. В Москву прибыл с поручением. Разыскал меня.
- Ну, что ж, друзья! - обратился Листратов к собравшимся. - Поздравим нашего друга?
Приковылял Сивницкий. Присоединился к нашей компании. Скрытно от медицинского надзора подняли тост за первомайскую встречу... Из черного диска репродуктора лилась музыка военного мая...
Деревья одеваются нежной зеленью.
У раскрытого окна мы сидим за столом, накрытым белой скатертью с голубыми цветами. Играем в домино. Идет жестокая борьба. Наши противники сильно нажимают. Мы с Сивницким боимся проиграть с сухим счетом. Правдой и неправдой стараемся размочить. В разгар игры в палату врывается сестра.
- Товарищ капитан! Вас просят к телефону. Оставляю поле битвы. Прыгаю на костылях по коридору. Торопливо беру трубку:
- Алло! Алло! Я у телефона.
Слышу мягкий взволнованный голос:
- Это я Лена. Здравствуй!
- Ка-ак, ты? Здравствуй! Откуда говоришь? - не верю я еще своему счастью, услышав голос жены.
- Из дома. Вчера приехали.
- Наконец-то. Очень рад. Как самочувствие, как дочурки?
- Хорошо, хорошо. Дети не отходят от игрушек. Так соскучились по ним. Хотят видеть папу, - радостно говорит жена. - Ты скажи, как твое здоровье?
- Поправляюсь. Когда ты с ними приедешь ко мне?
- Хочу сначала навестить тебя одна. Узнать, где ты, как чувствуешь, потом соберусь и с ними. Мы здесь, так что теперь увидимся, беспокоиться не нужно. Сегодня отдохнем, завтра буду устраиваться с пропиской, хлопотать о продовольственных карточках, а в воскресенье навещу.
- Хорошо! Ну, до свидания!
На костылях хожу по асфальтовой дорожке двора, по аллее, ведущей к проходной, возвращаюсь обратно к подъезду. Время приближается к обеду. Направляюсь к проходной. Не успел дойти до угла административного корпуса, как невдалеке от бюро пропусков увидел маленькую фигурку. Торопливой походкой спешит ко мне жена.
- Милый мой! Здравствуй! - и стала целовать. - Ты жив! - и прижалась к моей груди.
- Жив, жив, как видишь, - отвечаю я, опираясь на костыли.
Она осматривает меня с ног до головы. Ее взгляд останавливается на костылях.
- Как дети, как их самочувствие? - стараюсь я отвлечь ее.
- Все хорошо, - отвечает Лена. - Как ты? Как чувствуешь себя? Как нога?
Не спеша мы идем по горячему асфальту, мимо парадного подъезда в сад.
Жена оживленно рассказывает, как она с дочками ехала, как прибыла сюда, как жила там, в эвакуации, как рады малышки возвращению в родную квартиру. Как она беспокоилась за меня, особенно, когда узнала, что я ранен и лежу в госпитале.
- Я скрывала от детей, что ты ранен, - взволнованно говорит она. - А сама все думала о тебе, как и куда ранен. Такие черные мысли были в голове, что трудно рассказать...
Здоровье мое шло на поправку. Рука моя потянулась к карандашу. Пытаюсь работать. Делаю в блокноте зарисовки из жизни госпиталя. Обрабатываю фронтовой материал. Пытаюсь писать маслом. Здесь в госпитале я и написал дорогой мне портрет.
Как-то в палату вошла сгорбленная старушка. Черная кофточка с белым воротничком прикрыта госпитальным халатом. Голова совсем седая.
- Дорогие мои фронтовики! - обратилась она к нам. - Хочу по мере сил своих помочь вам, отвлечь вас от тяжестей войны, от недугов.
Это была Екатерина Николаевна Лебедева - правнучка М. И. Кутузова. Бывший научный работник. Она пианистка, собирательница народных песен. В годы войны Екатерина Николаевна шефствовала над ранеными в госпиталях. Кто желал - учила французскому языку. Ежедневно во второй половине дня она в течение часа занималась с ранеными. Во время этих занятий я и писал ее портрет. Писать было нелегко. Но главное, что влекло меня, - это то, что я видел в ее образе Родину-мать, славное прошлое, Кутузова.
Нередко перед ужином для бойцов устраивались концерты. Организатором их был Центральный Дом работников искусств. Все, что проводилось в клубе, привлекало всех. Каждый занимал свое привычное место. Раненые собирались по палатам. Медсестры, как правило, размещались среди больных своего отделения.
В разгар одного из таких концертов меня вызвали к телефону. Беру трубку и слышу знакомый голос.
- Здравствуй, - торопливо говорит жена. - Как настроение, когда навестишь нас?
- Что случилось?
- Ничего, не пугайся. Для тебя, а вместе с тобой и для нас приятное извещение. Почему и должен приехать сам, - бодро говорит жена по .телефону.
- Что за радость, что за извещение?
- Когда приедешь, тогда узнаешь, - упорствовала она.
Направился к замполиту за увольнительной. Обещал помочь.
На следующий день, когда утром проснулся, на столике возле графина с цветами лежала небольшая бумажка с подписью и печатью:
Увольнительная.
Возникла проблема - в чем пойти? На помощь пришли соседи по палате. Достали гимнастерку, брюки, пилотку. Сапоги дала сестра-хозяйка.
Кое-как втиснулся в брюки, разрезав снизу правую штанину. Надел один сапог, о другом не могло быть и речи. Здесь помогла сестра Ася. Она принесла черный чулок, осторожно натянула на загипсованную ногу. Вместо сапога калоша. На костылях вышел на улицу в сопровождении сестры. Она пожелала мне хорошей встречи с семьей.
Сквозь суету города я шел к метро, потом ехал на троллейбусе. Двигаться на костылях было трудно. Пока добрался до дома, сильно устал. Но на душе было радостно. Иду домой.
Вошел в квартиру. Здороваюсь, обнимаю жену. Старшая дочка Эля бросилась в мои объятия. Младшая, Валя, сидела насупившись и молча смотрела на меня.
- Что, не узнаешь? - обращаюсь к ней.
- Валя! Это же папа, - ласково говорит ей сестренка. Она взяла Валю за ручку и подвела ко мне. Поднял их обеих на руки.
