Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)
Мне пришлось присутствовать на знаменитом заседании рейхстага, на котором все партии в конце концов сдались на милость нацистов. Адольф Гитлер хотел прийти к власти «легально, демократическим путем». Он потребовал, чтобы закон о чрезвычайных полномочиях, который должен был сделать его неограниченным диктатором, был принят подавляющим большинством голосов. Поскольку помещение рейхстага после пожара оказалось непригодным, заседание состоялось в оперном театре «Кроль».
Сидя в отведенной для нас ложе бельэтажа, я наблюдал за партером. Вдоль стен зала расположились штурмовики в коричневых рубахах с резиновыми дубинками в руках. Эти коричневые герои окидывали критическими взглядами депутатов, входящих через двери и медленно заполняющих зал. Еще никогда ни один немецкий рейхсканцлер не пытался столь нагло оказать давление на депутатов рейхстага при помощи дубинок своей партийной гвардии. Атмосфера была напряженной до предела, Коммунистическая партия была уже запрещена, и многие из ее депутатов, несмотря на иммунитет, сидели за решеткой, так как их участие в голосовании с самого начала делало невозможным получение Гитлером большинства в две трети голосов.
Сейчас все зависело от позиции социал-демократов. Придут ли они вообще на заседание? Несмотря на насильственное удаление Коммунистической партии, численность «национальной коалиции» была еще недостаточной, для того чтобы набрать без социал-демократов кворум, предусмотренный конституцией.
Социал-демократы явились с вытянутыми лицами, но они пришли и храбро заняли свои скамьи. Когда дошла очередь, их председатель Отто Вельс даже вышел на трибуну. То, что он говорил, звучало жалко. Конечно, социал-демократы не могут согласиться с нынешним правительством, однако, в конце концов, они тоже национально мыслящие немцы, и если правительство будет проводить патриотическую политику, оно может рассчитывать на их лояльность. [128]
После него поднялся со своего места Гитлер. Его руки были скрещены на груди, а глаза блуждали. Он начал речь. Обрубленными фразами, какими не говорят ни в одном уголке Германии, он отчитывал Вельса, как школьника. К сожалению, поведение социал-демократов было жалким и двусмысленным. Еще никогда руководство большой и уважаемой партии так позорно не сходило с политической арены под издевательски торжествующие крики своих победителей.
Началось голосование. Как один человек, поднялись со своих мест депутаты правых партий. От центра налево сначала встали немногие. Большинство выжидало. Штурмовики у дверей начали нетерпеливо поигрывать своими резиновыми дубинками. Злые глаза Гитлера, казалось, спрашивали: «Долго это будет продолжаться?»
С каждой секундой атмосфера все более накалялась. То здесь, то там с мест медленно поднимались зады отдельных депутатов. За ними постепенно следовали другие. Наконец среди вставших оказался и Вельс. А когда в заключение был исполнен гимн, стоял весь зал. Гитлер добился чрезвычайных полномочий «конституционным, демократическим и легальным путем».
В качестве курьеза упомяну о том, что среди депутатов Демократической партии, стоя подпевавших исполнителям гимна, был человек со знакомой мне елейной профессорской физиономией. Когда я учился на курсах атташе, он был преподавателем берлинской Высшей школы политики. Это был Теодор Хейс, нынешний глава боннского государства. Политиков его типа нацисты обычно называли в то время «рождественскими дедами-морозами».
Начало открытого террораТеперь Гитлер чувствовал себя прочно в седле. Пожар рейхстага был использован как удобный повод; с этого момента свора убийц и поджигателей была спущена с цепи, и началась охота на коммунистов и евреев.
Ежедневно поступали сообщения о самых отвратительных зверствах. Информация об этих зверствах заполняла страницы английских и американских газет. Все чаще мы были вынуждены публиковать опровержения, и все меньше им верили. Может быть, некоторые сенсационные сообщения лондонской и нью-йоркской бульварной прессы были преувеличены или даже неверны, однако я сам ежедневно получал новые бесспорные доказательства того, что дикие зверства не только имели место, но даже прямо или косвенно организовывались и покрывались правительственными кругами. [129]
Первым свидетелем, полностью убедившим меня в этом, был эсэсовец из личной охраны Геббельса. В это время колченогий «доктор» был назначен министром народного просвещения и пропаганды и вселился в наш дворец. Было решено придать этому министерству наш отдел печати, возглавляемый Функом, который получил чин статс-секретаря. Когда Геббельс сидел наверху в своем кабинете, его личные телохранители бездельничали у нас в зале. Мой эсэсовец был опытным механиком и время от времени помогал мне устранять неполадки в моем старом «оппеле», который я держал на стоянке у дворца. Однажды утром мне бросилось в глаза, что парень был бледен, как мертвец. Я спросил, не заболел ли он.
— Нет, — ответил он. — Собственно говоря, по-настоящему я не болен, но, кажется, сойду с ума.
Я заинтересовался, откуда у него такие мысли.
— Не рассказывайте никому. Я больше не могу выдержать этих ночей, а вчерашняя меня совсем доконала! Представьте себе. Мы должны были обыскать одну квартиру на четвертом этаже, где жила молодая пара и старик. И что вы думаете? Когда мы выломали дверь и ворвались, женщина выхватила из кровати своего маленького ребенка и прыгнула вместе с ним из окна, за ней прыгнул муж. Старика мы успели заарканить. Переломали ли они на дворе кости или разбились насмерть, не могу вам сказать; мы немедленно вызвали санитарную машину, и она увезла их раньше, чем мы спустились вниз. Может быть, я слишком мягкотелый, но все это меня убивает!
Я никому не рассказывал историю, о которой сообщил мне эсэсовец, но его я никогда больше не видел.
ГеббельсКолченогий «доктор» был человеком, который не мог жить без лжи, как человек не в состоянии существовать без воздуха. Чувствовалось, какое дьявольское удовольствие получает он, когда ему удается при помощи различных трюков обвести вокруг пальца легковерного человека. «Ну, здорово я сделал? — как бы говорили при этом его ухмыляющиеся глаза. — Разве я не превосходно обвел вокруг пальца этого идиота?» Его наглость, его умение превращать белое в черное были просто потрясающими. [130]
К несчастью, я был знаком с его семьей, что не было особенно приятно и ему. Его жена в первом браке была замужем за известным промышленником-миллионером Гюнтером Квантом. Квант был родом из Прицвалька, моего родного округа, и владел там большими суконными фабриками. В 1929 году Квант с женой совершили поездку в Соединенные Штаты, и я провел рождественский день в их роскошных аппартаментах в вашингтонском отеле «Уордман-парк». День прошел в воспоминаниях о далекой родине, что создало задушевную обстановку. До их отъезда мы встречались еще несколько раз. Когда теперь в Берлине я впервые встретил на нашей лестнице красавицу Магду, я едва узнал ее. По-парижски элегантная светская дама с каштановыми волосами превратилась чуть ли не в немецко-бюргерскую Гретхен. Воспоминания, которые я будил, были ей явно неприятны, и мы не возобновили наших старых отношений. Что касается самого Геббельса, то мне с самого начала было ясно, что единственной правильной тактикой по отношению к нему было изображать из себя тупого, безвредного полуидиота.
