Николай Шуткин - «АВИАКАТАСТРОФЫ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ»
– Берданка-то стреляет?
– А кто ее знает, не пробовал, – простодушно ответил он.
– И не пробуй, а то нас поубиваешь. Вот топор, им и отбивайся в случае чего.
Иван сунул геологу ржавый топор, который тоже лет десять никто не точил. Наконец, убедившись, что все для безопасности полета сделали, вытираем мокрые от пота головы и занимаем рабочие места за штурвалом самолета. Володя уже взлетел. На взлет выруливаем таким курсом, чтобы взлетать в сторону перевала и лишний раз не выполнять развороты. Лошади пока спокойны.
Плавно отрываемся и левым доворотом переводим самолет в набор высоты. Вокруг – частокол острозубых пик, устремившихся ввысь, впереди – путь нам закрывает гряда мощных кучевых облаков, словно черной шторкой закрывающая перевал.
До Джугджура рукой подать, однако безопасная высота должна быть не менее 2500 метров, и на груженом самолете набрать ее не просто. Пройти сверху кучевки немыслимо, так как огромные серые кучи облаков простираются вверх тысяч до пяти, а может и выше. С обеих сторон хребта ясная погода. Остается одно: на безопасной высоте, пилотируя по приборам, проткнуть облачный заслон и сразу же приступить к снижению на реку Немуй. Инструкция разрешает летать при трехбалльной облачности. Эту гряду облаков можно считать за один балл.
Увеличиваем угол набора высоты. Лошади сразу дали о себе знать – начали бить копытами об пол. Оборачиваюсь и вижу, что весь подстеленный брезент они сгребли под задние ноги. На копытах полушары льда, и стоять на них лошадям невероятно трудно. Задрав нос самолета, мы создали горку, с которой животные все время скатывались к хвосту самолета. Создаю пикирующий момент отжатием штурвала от себя, чтоб животные сместились вперед, а Ивану приказываю отбить лед с копыт, иначе нам не поздоровится. Иван побежал к сопровождающему за топором и, оказавшись между боками лошадей, вдруг закричал по весь свой хриплый голос. Лошади уперлись ногами в борта самолета, вогнув внутрь животы, пытались раздавить своего обидчика. Не ожидали мы, что лошади такие злопамятные.
Резкими эволюциями заставляю их расслабиться. Получив свободу и взяв топор, Иван машет им перед мордами лошадей. Они, понурив головы, молча слушают нравоучения, затем спокойно дают возможность отбить с копыт лед и подстелить под ноги брезент. Мир восстановлен, можно набирать высоту.
На безопасной высоте, не найдя в черной стене облаков ни окон, ни просветов, убедившись по радио, что и Ефимович пробивается к морю тем же методом, направляю самолет в жуткую коловерть облакообразования.
Становится темно, как в погребе. Стекла покрылись матовым льдом. Минут через пять последовал сильный удар воздушной струи. Самолет стал на дыбы и, через мгновение, неуправляемым куском железа повалился вниз.
В ушах заложило от резкого снижения. В салоне царила полная невесомость. Прибор скорости показывал: 120 км, 90 км, 60…
Резко даю двигателю взлетный режим. Винт взревел на последних нотах. По кабине забарабанили куски льда, сорванные с лопастей. Заржали и забили копытами лошади, протяжно завыл пес, а душераздирающее мяу-у-у рыжего кота дополнило забавную какофонию в кромешной темноте падающего в горах самолета.
Крики животных на психику давят, но вывести летчика из равновесия практически невозможно, если он выполняет задание. В полете все сознание подчинено долгу бороться с любой сверхсложной ситуацией спокойно, грамотно и до последней секунды.
Сотни метров высоты одна за другой слетали с высотомера. Потеряно семьсот метров, а самолет продолжает сыпаться. Скорость начала расти до 150 км/час, 200, 250, 300… Ага, все ясно – отказал прибор скорости в результате обледенения датчика трубки ПВД. Обогрев трубки был включен заранее, однако обледенение оказалось сильнее. Не обращая внимания на шалости прибора скорости и крики животных, пилотируем по авиагоризонту. Снижение самолета прекратилось, видимо, перевал пройден и высоты еще достаточно, чтоб не столкнуться с вершинами перевала, это подтверждает радиовысотомер.
Причин для паники у нас не было. Через некоторое время неожиданно вырываемся из черного ада на яркий солнечный свет. Под нами река Немуй, перед носом голубеет Охотское море. Короткая, но яростная схватка с Джугджуром окончена. Оборачиваюсь в фюзеляж и вижу странную картину: лошади, словно кенгуру, опустив передние ноги, упершись головами в потолок грузовой кабины, в буквальном смысле слова, сидят на веревках. Может, эти позы не понравились коту с собакой, что они так раскричались, а скорее всего – невесомость подействовала на организм животных и они запаниковали, нагоняя и на нас суеверный страх. Когда вырвались из чрева облаков, все разом притихли.
Отжимаю штурвал настолько, чтобы пол грузовой кабины наклонился вперед, лошади невольно опускаются на передние ноги.
Пока снижались в вираже, присмотрели хорошую площадку, и благополучно приземлились.
Дрожащий от холода или страха сопровождающий поклялся больше с таким обществом не летать. Наши злоключения не закончились – на другой день со льда пропал привезенный груз.
– Кому нужны кирзовые сапоги, другой хлам, – возмущались геологи.
Курьятов пошел поискать воды для питья и пропал. Организованными поисками нашли его на дне протоки подо льдом, куда он провалился в пустоледье.
Без нашей помощи выбраться не мог. Там-то и обнаружилась пропажа. Иван с кусками льда грохнулся к росомахе в лежбище и, приняв ее за медведя, чуть дар речи не потерял. Росомаха сбежала, а мой второй держался поближе к самолету.
Всякое в тайге может случиться. И в воздухе тоже.
ГОРЕ-СПАСАТЕЛИ
Ранним, теплым солнечным утром летели на Шантарские острова командир самолета АН-2 Николай Коржов и второй пилот Владимир Трутнев.
Они никак не предполагали, что с ними может что-то случиться. В конце июня в бассейне Охотского моря стоит такая погода, что душа радуется – ни болтанки, ни тумана, ни грозы. От скуки аж дремота одолевает. Вдали синеют горы хребтов, под ногами зеркало воды. Залив Николая и Ульбанский залив будто вымерли, даже ряби нет на морской глади. Стоит чаша морская – не шелохнется.
Мыс Укурунру напоминает нож сапожника, глубоко вонзившийся в Охотское море. Его угрюмый вид привлек внимание Володи. Недалеко от мыса второй пилот увидел странную картину.
– Мать честная, да то лодка тонет! – обратился он к командиру.
На чистой водной глади перевернутая вверх дном посудина пускала дым.
– И правда тонет. Нас увидели и подают сигнал дымовой шашкой, – подтвердил Коржов. Над тонущими время от времени поднимались темные шлейфы.
