Сергей Катканов - Стоит ли об этом
Это шаловливое дитя не раз получало от меня в торец в четверть силы. Но вот что удивительно. Когда я увольнялся, и директор отдавала мне трудовую книжку, она с улыбкой обронила: «Вчера Иванов сказал: «Жалко, что Сергей Юрьевич увольняется, хороший был человек»». Это был не такой уж плохой итог моей работы. Хулиганистый пацан вполне осознавал, что ни разу не получил от меня без дела. А вот если бы я оставлял его шалости без последствий — он не смог бы меня уважать. Конечно, я был плохим учителем, но старался быть нормальным человеком, в первую очередь — честным и справедливым.
***
Иногда я любил приколоться, и это очень забавляло детей. Помню, я задал им сочинение по картине «Февральская лазурь». Они спрашивают: «Сколько надо написать?» Я говорю: «Полторы страницы». Они заныли: «Это невозможно. Чё тут писать? Снег, берёзы…». Я усмехнулся: «А спорим я четыре страницы напишу на эту тему до конца урока?». «На что спорим?» — хитро спрашивают они. «На килограмм конфет. Если не смогу — куплю и раздам всему классу килограмм конфет. Если смогу — вам придётся скидываться на килограмм конфет для меня». Они с большим увлечением согласились. Конечно, я справился и в конце урока зачитал им своё сочинение на четыре страницы, с ленивой улыбкой махнув рукой: «Конфеты можете не покупать, прощаю». Им понравилось.
Иногда они тоже прикалывались, и не столь безобидно. В сентябре мы ходили работать на поле. Помню, в перерыве сидим с парнями у костра на опушке леса, и вдруг один из них достал из кармана горсть строительных патронов и бросил в костёр. Они мигом разбежались, попрятавшись за деревьями. А я знал, что это за патроны и понимал, что сейчас они начнут взрываться и разлетаться в разные стороны. У меня появилась хорошая перспектива получить в лобешник раскалённую железяку. Но я не стронулся с места. Ну не мог я у них на глазах улепётывать, как заяц. Страх показаться трусом оказался сильнее страха получить травму. Патроны начали взрываться, я спокойно затягивался беломориной. Когда отгремело, они начали понемногу вылезать из–за деревьев. А я им с понтом: «Вы чё разбежались? Испугались что ли?». Они потупясь, улыбались.
Однажды утром я так лихо спрыгнул с подножки поезда, подъезжавшего к Леже, что у меня сзади лопнули брюки по шву. У меня не было времени идти домой, надо было сразу на урок, а потом на следующий и так далее. С большой прорехой на заднице это было неловко, но что делать? Я зашёл в свой любимый класс и дал им самостоятельную работу. Смотрю, один из самых отчаянных моих оболтусов сидит, в носу ковыряет, ему явно светит очередная двойка. Я подозвал его к себе и на ухо спросил: «Тройку хочешь?». Он тихо кивнул. «Тогда, — говорю, — очень быстро дуй домой, принеси мне катушку чёрных ниток и иголку». Минут через 15 он появился в классе, с большим тактом, под столом протянув мне нитки с иголкой. У меня в школе был фактически отдельный кабинет — библиотека, которой я заведовал. Я говорю ребятам: «15 минут сидим очень тихо и работаем». Бочком вышел из класса и в библиотеку — зашивать штаны — не очень изящным крупным стежком, но дыру убрал. А мой оболтус получил незаслуженную, то есть вполне заслуженную тройку.
Как–то отец попросил меня привести из деревни вереска — бочку пропарить. Не трудно ведь мне там у себя до леса дойти и вереска нарезать. Конечно, мне было не трудно, но как выглядит вереск и где он растёт я представлял чисто теоретически. Решил проконсультироваться у своих пацанов, а один из них мне говорит: «Да вы не беспокойтесь, я вам завтра домой этого вереска сколько угодно принесу». И принёс. А в конце недели я выставлял оценки за поведение и у этого мальчонки по всем параметрам получался явный неуд. Он заходит ко мне в библиотеку и говорит: «Поставьте мне «уд», я вам всё–таки вереска принёс». Мне это не понравилось, и я ему сказал: «Разве мы с тобой об этом договаривались? Хорошо, поставлю тебе «уд», но, если ты ещё раз напомнишь мне про вереск — жестоко накажу». Он часто закивал и, радостный, покинул библиотеку, а за дверями сразу же раздался возмущённый возглас другого пацана: «Это тебе за вереск поставили!». Я выглянул, позвал к себе правдоискателя и очень сердито сказал ему: «Знаешь почему я поставил ему «уд»? Потому что я так решил! Здесь я решаю!». Я очень жёстко заткнул ему рот, впрочем, понимая, что такой постановкой вопроса злоупотреблять нельзя.
А вообще мои детишки были очень услужливы. Ближе к новому году я решил сам сходить в лес и срубить елку. Опять же проконсультировался со своими, а одна девочка и говорит мне: «У меня отец — лесник. Дайте мне 35 копеек и я вам завтра в школу принесу разрешение на вырубку ёлки». Кстати, в городе ёлки стоили не дешевле, чем по рубль двадцать.
Она принесла мне разрешение, вечером я заткнул за пояс топор и пошёл в лес. Зимний лес, да ближе к ночи — это волшебная сказка. Кажется, никогда больше, ни до ни после, я не видел чистого лунного света — без химических примесей фонарного освещения.
***В Леже мне пришлось пережить самую морозную в моей жизни зиму. Больше месяца температура держалась около отметки — 45 ̊ С. Когда в марте морозы посхлынули, и на улице было около‑30 ̊ С, казалось, что уже тепло — дышать можно. Именно в эту лютую иму я постоянно ездил взад–вперёд из Лежи в Вологду и обратно. Это было очень сурово. В студёных пригородных вагонах стоял страшный дубак. Со станции я бежал ничего не видя вокруг себя в школу, где тоже был страшный дубак. У школы была своя котельная, работавшая на угле. Там то ли уголь экономили, то ли ветхая система не позволяла топить сильнее, но в школе верхней одежды никто не снимал. Дети у меня на уроках сидели не только в пальто, но даже в рукавицах. Я просил их что–нибудь записать, они снимали рукавицы, записывали, а потом одевали. После уроков дети и местные учителя шли к тёплым домашним печкам, а я отправлялся в студёную дорогу до Вологды. Тогда я не снимал тяжёлого полушубка по 12 часов. В начале седьмого утра выходил из своей вологодской квартиры, в начале седьмого вечера возвращался. Если оставался на ночь в Леже, то протопить квартиру, нетопленную на таком морозе дня три, было безумно трудно.
Однажды в каникулы я по лютой стуже подошёл к школе в 9 утра и увидел на дверях замок. Мне стало обидно до слёз: я прорывался сюда через море холода, а они решили сегодня не работать. Пошёл в свою нетопленную квартиру, где была такая же температура, как и на улице. Сидел у печки в полушубке и ушанке, непрерывно подбрасывая дрова. Ушанку решил снять только через 3 часа непрерывной топки. Так и просидел у печки 6 часов. За это время мне удалось поднять температуру до +10 ̊ С. И я пошёл обратно на поезд.
