Ю. Барабанщиков - Воспоминания о академике Е. К. Федорове. «Этапы большого пути»
Я простудился и слег с высокой температурой. Моя болезнь очень обеспокоила друзей, но я пролежал в мешке только несколько дней и, не принимая никаких лекарств, поправился.
Во время болезни я был предметом всеобщих забот. На острове появилась птица, прилетели гуси и утки. Наш стол был роскошный: варили бульон из гусиных потрохов, ели незнакомой породы уток, ярко окрашенных. Болезнь дала осложнение: у меня распух рот, я не мог есть твердую пищу и питался одним бульоном. Ребята стреляли мелких диких уток, серых с острым хвостиком, варили суп, по вкусу напоминавший осетровую уху.
Когда я поправился, бурное таяние снега уже кончилось. На реке лежал лед без снега. По льду можно было подняться выше по реке. Мы с Виктором нагрузили на нарты клипербот (резиновую лодку), снаряжение и 15-дневный запас продовольствия.
Так как поверхность льда была изборождена трещинами и ямами, то требовалась большая осторожность. Собакам было бы трудно, и мы тащили нарты на себе.
Путешествие изобиловало приключениями. По льду нам удалось совершить лишь один переход. 22 июня мы остановились у островка посредине реки. Островок привлек нас тем, что на нем гнездилась масса чаек. Очень хотелось зажарить из их яиц яичницу.
Когда мы подошли, чайки орали и метались. Мы разглядели, что они гоняют песца, уничтожавшего яйца. Летний песец непривлекателен: он грязно-серый, с темными полосами вдоль спины и лап, морда замурзанная, весь он затасканный, грязный. Песец бегал по острову, чайки со злостью налетали на него, стараясь клюнуть и прогнать с острова.
На острове мы заночевали, а утром увидали, что река окончательно вскрылась. Дальше двигаться на нартах невозможно. Таймыра отличается удивительно быстрым течением. В половодье река подымается очень скоро. Кое-как мы выволокли нарты на берег. Дальше нам предстояло двигаться на клиперботе.
Осторожно пробираясь среди льда, пользуясь пространствами чистой воды, мы медленно, но верно поднимались вверх по реке. Клипербот отлично выдержал испытание. Мы на нем прошли триста километров. Обычно Виктор греб в клиперботе, а я шел по берегу и вел съемку, а время от времени – магнитные определения. На участках, где течение было сильное и грести оказывалось особенно трудно, я брал клипербот на буксир и, как бурлак, тянул его на лямке.
Мы тащили нарты на себе
На пятнадцатый день перехода мы зашли в один из притоков Таймыры. Так как приток до нас никто еще не обследовал, мы двигались вверх по нему до самой последней возможности.
К концу подошли запасы соли, сахара, галет и прочей бакалеи. В изобилии было только мясо и рыба. По вечерам мы забрасывали в воду небольшую сетку и утром вытаскивали килограммов по двадцать, а то и тридцать прекрасной рыбы. Мясо и рыбу приходилось есть без соли, без хлеба. Масло мы заменяли утиным и гусиным жиром. Виктор жарил на нем рыбу.
Наступило время возвращения в лагерь Либина. Продуктов на обратный путь осталось только в обрез.
Вверх по реке мы из-за стремительного течения поднимались с большим трудом. Поэтому нам казалось, что вниз мы пойдем с большим комфортом: будем только сидеть в клиперботе и помахивать веслами. Но не тут-то было! Наша посудина подчинялась главным образом ветру, а ветер на обратном пути был чаще всего встречный. Не раз, выругав клипербот, я брался за лямку и с неимоверным усилием тащил лодку вниз по течению.
14 июля мы пришли в лагерь Либина. Товарищи уже беспокоились о нас и хотели идти на розыски.
Возвращение на станцию
19 июля мы все вместе двинулись вниз по реке и 29-го вышли в море. Здесь мы встретили лед; двигаться на лодке было уже невозможно. Дальше надо идти пешком. Подсчитали и взвесили наше снаряжение, специальную аппаратуру, фотоматериалы. Выяснилось, что на каждого из нас приходится сорок килограммов груза. С таким грузом можно пройти не больше 6—10 километров в сутки. Следовательно, на станцию мы доберемся только через месяц. Это ничего, но наше длительное отсутствие заставит станцию беспокоиться, и, несомненно, Папанин примет меры к нашему розыску. Черт возьми, какие осложнения! Но иного выхода нет, надо идти пешком.
Когда мы сели шить рюкзаки, услышали рокот пропеллера. Недалеко от нас пролетел самолет. Он покрутился над дельтой Таймыры и… исчез. Мы давали всяческие сигналы: жгли костер, махали флагом, но пилот нас не заметил. Какая досада! Самолет мог бы сесть у нашего привала и заменить тяжелый месячный путь двухчасовым. Решаем: двоим, по возможности налегке, отправиться с аппаратурой и самыми необходимыми предметами, а двоим, с собаками и снаряжением, сидеть на месте и дожидаться прибытия самолета или судна. Если же, паче чаяния, ни самолет, ни судно не придут к определенному сроку, значит, пешая партия не добралась до станции и оставшимся нужно пешком возвращаться на станцию.
Федоров и Либин прощаются с товарищами
30 июля я и Либин вышли пешком, налегке (т.-е. с грузом около 30 килограммов). Так как впереди предстояло пересечь Гафнер-фиорд и большую реку, впадающую в залив Дика, мы потащили на себе клипербот. Вначале делали около пятнадцати километров в сутки, потом нам повезло: буксировали клипербот вдоль берега моря, иногда плыли. На мысе Могильном оставили клипербот.
После целого ряда злоключений (мы шли без палатки, без примуса, самым первобытным способом), километрах в ста от станции увидели вышедшую нам навстречу вспомогательную партию. Иван Дмитриевич Папанин, верный своему слову, шел нам навстречу с телегой. Поставленная на автомобильные колеса, телега на резиновом ходу легко и бесшумно катилась нам навстречу.
Оставшаяся на Таймыре партия добралась до станции, испробовав самые различные способы передвижения: пешком, в резиновой лодке, на лыжах, собаках и даже на самолете…
Зимовка на Челюскине подходила к концу.
Глава XIV
Полярная эпопея СП-1151
ГОРЬКИЙ, 26 января.
Находясь в городе Горьком, за тысячи километров от дрейфующей станции «Северный полюс», родители комсомольца, депутата Верховного Совета Евгения Федорова внимательно следят за его жизнью и работой. Константин Николаевич, отец Евгения, день за днем отмечает на специальной карте путь смелой четверки во льдах Арктики.
С самого начала экспедиции между сыном и родителями установилась замечательная переписка. Евгений непрерывно сообщает о себе, о своей жизни и работе.
Ответные «письма» родителей полны заботы, внимания, горячего пожелания успехов.
30 ноября Евгений Федоров прислал радиограмму: «Разменяли седьмой месяц и 82-й градус. По-прежнему все хорошо. Работает ли папа. Как живопись. Привет».
