Н. Щербинин - Подвиг пермских чекистов
Шурочку Расповцев нанял в домработницы в двадцать восьмом году, когда гостей в доме на Соликамском тракте стало особенно густо. Рекомендовавший Шурочку активный член контрреволюционного подполья инженер Евсеев даже предполагать не мог, что эта покладистая, работящая, тихая девчушка была охарактеризована чекистом Ракитиным из Свердловска как весьма способная, проницательная, надежная сотрудница ОГПУ.
Сведения, поступавшие от нее, заставили по-новому взглянуть на председательский авторитет и всевластие Расповцева. В контору «Фореста» он напринимал родственников многих ответственных работников завода, жалованье платил им щедрой рукой. И никто из правления общества не заикнется о разбазаривании средств, даже главные акционеры Зобер и Кузьмин. А наибольшие убытки несут именно они — Зобер, имеющий четыреста акций, и Кузьмин — обладатель трехсот восьмидесяти акций. Расповцев был держателем ста пятидесяти, Суконцев — пятидесяти и Литваков — всего двадцати акций.
И вот Шурочка сообщила, что Зобер — зять Расповцева, а Кузьмин — его двоюродный племянник. На встрече с ними Расповцев, куражась, пьяно грозился пустить их по миру. Они — акционеры только на бумаге. На деле акции, кроме семидесяти, принадлежат главе «Фореста». Значит, Расповцев не только взяточник, но и замаскировавшийся крупный частник!
Дом на Соликамском тракте начал «раскрывать» свои секреты. Бухгалтер заводской расчетной части, от которого зависела очередность выдачи денег по счетам, получил от Расповцева четыреста рублей взаймы без отдачи, как милостиво пошутил глава «Фореста». Тогда же довольно крупную сумму получил ведущий инженер Крохин.
Побывал у Расповцева и главный архитектор Венда. Он молча положил в портфель две тысячи рублей, которые Расповцев вручил ему после небольшой перепалки.
— Венда говорит, — комментировала Шурочка, — что он честно зарабатывает два процента от стоимости сданных заводу работ. Расповцев возражает, что и там, мол, архитектор обобрал его до нитки. Тот, в свою очередь, злится и твердит, что ему надоело покрывать делишки фирмы перед «товарищами в форме»...
В конце года в Пермь приехал с инспекцией начальник Главного управления стройпрома Михайлов и несколько сотрудников, в том числе и упомянутый Пановым покровитель «Фореста» Нефедьев, заместитель Михайлова. Когда бывший генерал со свитой посетил строительство мартена, Расповцев пожаловался, что-де строит себе в убыток, материалов мало, чертежи неправильные и заводские приемщики придираются к качеству работ.
— «Форест» в обиду не дадим! — пообещал Михайлов.
А декабрьским морозным вечером в доме на Соликамском тракте собралось изысканное общество: несколько столичных гостей, Расповцев, Литваков, ведущие заводские инженеры Крохин и Евсеев, Венда, технический директор завода Иванов и еще несколько человек, чьи имена Шурочка не знала.
Пили мало, говорили негромко. Лишь последние фразы речи, произнесенной Михайловым, звучали внятно: «Центр надеется на вашу активную работу, расширение акций. Берите пример со спецов, работающих в Пашии».
К полуночи разошлись все, кроме Михайлова, Нефедьева и хозяина дома. С кухни Шурочка слышала весь разговор, но смысл его остался ей непонятен. Михайлов напоминал Расповцеву, что у неких двух господ хранятся его расписки на тридцать тысяч рублей каждая. Господа не требуют возврата денег, но просят поставлять «оговоренные пустячки» и не «гнать закусив удила».
— По второму пункту наши интересы не совпадают, — заметил Нефедьев. — Нам выгоднее подчеркивать преимущества частных фирм, их гибкость, оперативность. Если заморозить строительство мартена, то будет труднее нам дискредитировать государственные конторы как неживые, бюрократические.
— Продолжайте валить все задержки и неурядицы на заводскую администрацию, — посоветовал Михайлов. — Не жалейте тех, кто не с нами...
— Теперь все данные у нас в руках, — сказал Добош, когда Игнатьев передал ему содержание ночной беседы. «Два пункта», оставшиеся для Шурочки загадкой, для него отнюдь не были шифром: он прочно помнил свой разговор с хитрым Зибельманом. Оставалось выяснить фамилии двух господ, в чьих руках оказались расписки Расповцева. Нужно было ждать, когда он нанесет визит в столицу: вероятнее всего, связь с благодетелями, «говорящими по-русски с иностранным акцентом», глава «Фореста» не мог передоверить никому.
5В июне двадцать девятого года произошло то, чего ждали чекисты: Расповцев выехал в Москву. На своей даче в Большеве он встретился с господином Мейером. Товарищи из Московского ОГПУ быстро выяснили, что это за птица. Помощник военного атташе Германии, Мейер активно собирал сведения разведывательного характера.
Еще через несколько дней в своей московской квартире Расповцев встретился с резидентом английской разведки — торговцем Джоном Левингстоном.
После этих встреч Расповцев загулял. Пока он кутил в столице, по рекомендации ОГПУ в Перми и Свердловске партийными органами были созданы компетентные комиссии. В них вошли проверенные специалисты. Акты, легшие на стол Добоша, пестрели такими замечаниями, что впору было все, возведенное «Форестом», перестраивать заново, особенно на Невьянском заводе. Фундамент цеха потрескался еще до начала кладки стен. Едва их подвели под кровлю, как рухнула стена будущего аккумуляторного участка. Сваи для весеннего прореза плотины Невьянского пруда были забиты вкривь и вкось, причем на два метра вместо оговоренных шести.
Да и на мартене в Мотовилихе «Форест» себя показал: сорок процентов клепочных работ оказались браком. Вместо отдельных фундаментов под печи и площадки перед ними был сделан цельный фундамент на свайном основании.
По самым скромным подсчетам, убытки государства составили около миллиона рублей. «Форест» допустил пятикратный перерасход дефицитного цемента и трехкратный — металла. Из этих материалов можно было построить не одну мартеновскую фабрику, а, по крайней мере, три. Не один — три цеха!
Да и срок пуска мартена был сорван: Расповцев выполнил указание заграничных благодетелей «не гнать закусив удила». Необходимо было срочно привлекать к работам госстроевцев, о чем и доложил Иосиф Альбертович начальству, прося разрешения на завершение операции по «Форесту».
Десятого августа в Свердловске чекисты арестовали Литвакова. На допросах у Ракитина он начисто все отрицал, играя «мужичка-лапотника»:
— Про взятки ничего не знаю. Да, носил директору Коробкину корзину шампанского, а взяток — боже упаси. А что до акта комиссии, так я не понимаю: я хоть пишусь в анкетах техником-строителем, а на деле-то лишь практик. Отпустите. Приедет Ефим Васильевич, шибко рассерчает на меня.
