Миясат Шурпаева - Предания старины глубокой
– Не волнуйся, мама, за меня тебе не придется краснеть, я разделаю этого подлеца на составные части и брошу к твоим ногам ожерелье из его частей тела! – сказала Рабият и решительно вышла к всадникам. Гонцы были удивлены, что не пришлось девушку силой забирать, и что она сама без шума, без слез вышла к ним. Они рассказали Подхолюзину об этом, и начальник на этот раз остался весьма доволен девушкой. Когда Рабият с улыбкой на лице вошла в его комнату, он обратился к ней:
– Однако же ты, оказывается, девушка покладистая, так зачем же поставила меня в такое неловкое положение на свадьбе?
– Если бы я на свадьбе станцевала с вами, родственники моего жениха могли там устроить скандал. Я же не хотела испортить свадьбу таких уважаемых людей, – ответила Рабият.
Ответ девушки понравился начальнику, и он велел принести хорошее угощение. В душу же девушки запала большая тревога: она надеялась, что начальник после свадебного пиршества будет под хмельком и ей удастся свершить задуманное, а он, казалось, вообще не был пьян, да и к тому же за дверью стояли офицеры, ожидая приказания. После угощения, когда начальнику захотелось поразвлечься с девушкой, она сказала робко:
– Я не стану упрямиться, но… сгораю от стыда, у девушек бывает много причин… и мне сейчас необходимо выйти во двор с кумганом воды и навести чистоту.
– Понял, понял! Значит ты хочешь обмануть меня и сбежать? – расхохотался начальник.
– Я не такая глупая, чтобы в ливень бежать за буркой. Если мне не доверяете, можете привязать меня веревкой или арканом. Мне не много нужно времени: пока вы выкурите трубку, я спущусь за окошечко и быстро вернусь.
Начальник приказал принести веревку, крепко обвязал ею талию девушки и позволил спуститься за окошечко, что было на расстоянии одного шага от земли. А за окном была сплошная темнота.
Очутившись на свободе, Рабият проворно достала кинжал из-за пояса, одним ударом разрубила веревку и привязала к булыжнику, а сама, не мешкая, стала спускаться по скалам. По дороге она не пошла и не стала искать даже тропинку. Через некоторое время она услышала шум и топот коней. Поняла, что обнаружили ее побег. В этот момент она стояла в одной из трещин между скал, которая, как пещера, прятала ее. Спускаться дальше в темноту было невозможно, там была бездна, решила подождать тут до рассвета. А с рассветом солдаты, что разыскивали девушку в ущелье, обнаружили ее. Все были поражены, как она добралась туда, ибо ни вверху, ни внизу не было места, чтобы ступить ногой. Начальник приказал спустить на аркане одного солдата, чтобы поймать ее. Но когда солдат сравнялся с ней, ударом кинжала она свалила его в пропасть. Спустили второго, но уже с оружием в руках. Этого тоже скинула девушка. В этот момент подоспели кумухцы, которые шли на выручку девушке. На уговоры сельчан Рабият тоже отказалась выйти из скал.
– Девушка боится вашего возмездия, дайте слово, что вы ее не накажете, она выйдет, – сказали кумухцы.
– Я ее не накажу, я ее казню, я ее в Сибирь сошлю, как убийцу! Так прошло полдня. К скалам собралось множество народа, девушка не соглашалась ни подняться вверх, ни спуститься вниз.
После полудня Рабият сама стала тихонечко спускаться вниз по скалам, кинжалом делая углубления на скалах для ноги. Навстречу ей к ущелью побежали русские офицеры, а за ними кумухские мужчины, родственники Рабият. Когда Рабият спустилась вниз, она заявила:
– Я объявила газават врагам своей чести, потому убила солдат, я готова сражаться и дальше, но дайте мне возможность подняться в родное село и взять в руки достойное оружие!
Старший кади Кази-Кумухского округа Мухаммад-кади заявил Подхолюзину, что, раз девушка объявила газават, им надо принять его, что по законам шариата они не имеют права ее арестовывать, надо дать возможность сражаться.
Подхолюзин увидел обозленных кумухских мужчин, стоящих за кадием с оружием в руках. Ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. С обнаженным кинжалом в руках побежала Рабият вверх по дороге в село. За нею кумухские мужчины, а за ними русские офицеры. Подхолюзин решил остаться в крепости.
Когда Рабият дошла до кумухского озера, она остановилась и потребовала две сабли. Ей подали. Озеро в это время было без воды. Воду спустили, чтобы очистить озеро.
Один из русских офицеров с обнаженной саблей пошел навстречу девушке и одним ударом сабли рассек поперек дерево, стоящее на берегу озера, как-бы показывая ей свою силу и ловкость.
– Если твоя сабля валит дерево, моя свалит сталь! – сказала Рабият, и прочитав молитву, начала. сражаться. Раненый в руку офицер отошел назад и на его место встали другие. Вокруг кумухского озера собралось множество народа. Сабли в руках у Рабият летали, как крылья ветряной мельницы. Она дралась и отходила назад, вглубь озера.
– Держись, Рабият! – кричали ей из толпы, – держись, от ударов молнии страдает только самое высокое дерево, держись!
Тут один из офицеров кинул к ногам девушки один конец аркана, что держал в руках, и, стоя на расстоянии от нее, стал обматывать аркан вокруг девушки. Не успела Рабият понять, что происходит, оказалась связанной. Обеими саблями она стала бить себя, то ли желая срубить аркан, то ли не желая умереть от рук врагов, решив убить себя. Кровь брызнула во все стороны, падающую девушку подхватили родственники. Никто не ожидал такого исхода.
Много народу съехалось на похороны Рабият. По совету старожилов Кумуха решили похоронить ее там, где умерла. В свое время также была похоронена Изажа Кумухская на холме. Такова была традиция.
Говорят, когда хоронили Рабият, кумухцы собрали яйца и глину замесили на них. В могилу вместе с ней положили и обе сабли, которыми она сражалась.
На другой день родственники Рабият во главе с Гамидом Нурадиновым изгнали из Кумуха Подхолюзина.
Гоги
В стародавние времена при правлении Магомед-хана в Кази-Кумухском ханстве (в середине 18 века) воины хана привезли пленного мальчика лет восьми-десяти по имени Гоги. По дороге Гоги, оказывается, несколько раз пытался бежать, и его связали по рукам и ногам, привязали к седлу и привезли в таком виде на ханский двор. В таком же виде его бросили на каменный двор. Все дворовые собрались посмотреть на маленького пленника, а из окна дворца смотрела жена Магомед-хана Истаджалу со своим девятилетним сыном. Ее тоже в свое время Магомед-хан взял в плен, так как она была дочерью турецкого военачальника, впоследствии хан женился на ней.
Ханша сжалилась над пленником и велела развязать его. Гоги встал и стал тереть посиневшие от веревки руки и ноги, затем знаками попросил пить. Один из нукеров взял глиняную миску, что стояла перед собачьей конурой, налил туда воды и дал мальчику. Гоги взял миску в руки, а затем со злостью швырнул ее и разбил. Разозлившийся нукер приказал слугам запереть мальчика в хлев без пищи на три дня. Тут опять вмешалась Истаджалу. Ее удивило, что мальчик не плакал, не просил пощады, хотя руки и ноги его были синими от туго натянутой веревки. Он был весь в царапинах и синяках, но держался с достоинством и, как взрослый мужчина, все испытания переносил молча. Ханша велела вымыть мальчика, переодеть, покормить и привести в ханские комнаты. Она решила сделать его слугой своего сына Сурхая.
