Пралин - Тайны парижских манекенщиц (сборник)
– Земной рай, не так ли? – говорит мне мадам Смайл. По машинам! Распахиваются барьеры, открывая дорогу в парк. К зверям. Удивительно.
У водителя строгий приказ – двигаться медленно, со скоростью не выше 10 км/ч. Никаких клаксонов, чтобы не пугать животных. Мы задыхаемся. Хочу опустить стекло. Ни в коем случае! Опасно. Стекла, кстати, усилены. Водитель сидит в стеклянной клетке, в изоляции.
Отказываюсь описывать свои ощущения. Мы не проехали и пятисот метров, как останавливаемся: лев, львица, целое семейство пересекает дорогу. Чуть дальше пантера, она вскочила на ноги и вцепилась когтями в кору кокосовой пальмы. Притормаживаем. Водитель дает знак – гиены! Деревья высотой с храмовые столбы (баобабы?) окружают нас, спасая своей тенью. Дорога сужается, мы катим по песку.
– А если авария?
Перекусываем около полудня в «форде», не выходя наружу. Водитель бросает вокруг встревоженные взгляды. Ему надо по маленькой нужде, он исполняет ее, постоянно крутя головой. А мы? Лучше смерть! Трогаемся вновь. В какой-то момент отстаем от каравана. Догоняем его. На перекрестке все машины останавливаются, и нам разрешают сходить по нужде.
Мадам Смайл:
– Глядите в оба! Ничего подобного в мире нет.
Обмен информацией:
– Здесь есть три лагеря, но опасно даже пытаться добраться до них.
– Слоны дальше к югу.
– Один из надзирателей, ехавший на велосипеде, был найден наполовину съеденным не далее как в прошлый вторник. Сплетни? Пора отправляться обратно… Немой ужас, когда тигрица – а может, леопард? – мягкой поступью выходит из кустов, вытянув шею. «Форд» останавливается, чтобы не раздражать хищника. Зверь ставит лапу на подножку машины и с расстояния в тридцать сантиметров заглядывает мне в глаза.
Я даже не строю ему рожу… Зверь ревет, отчего у меня замирает сердце. Быть может, так он здоровается с нами, потом, словно призрак, тает за лианами.
Несколько раз гориллы (?) или шимпанзе приличных размеров сопровождают нас, развлекаются, бросая в нас кокосовые орехи. Только бы стекла не разбили!
Парк закрывается в шесть вечера. Мы успели вернуться. Запоздавшие – бывают и такие – должны провести ночь снаружи!! Мы рады, что увидели это и остались живыми. Я ведь так боялась львов! Я цепляюсь за эту нелепую мысль и не расстроена тем, что прогулка продолжится назавтра примерно в тех же условиях, вызывая те же эмоции. Теперь ощущаем себя знатоками, посвященными. И все же перехватывает дыхание при виде питона толщиной с дерево, который ползет по дороге перед нами. Мы не решаемся догнать его. А что, если ему вздумается заснуть в солнечной луже!
К концу дня все машины съезжаются к реке – речка быстрая, но покрыта водорослями, вроде больших распустившихся кувшинок. Чернокожие охранники с ружьями в руках прогуливаются по берегу. Мы стоим недалеко от крокодилов, грязных громадных бревен, лениво переползающих с места на место. Безопасны? Поговаривают, охранники редко выживают больше триместра. По другую сторону реки, метрах в трехстах… Там носороги! Эти не любят, чтобы за ними наблюдали. И гиппопотамы, горы раздутой плоти, чьи злые глазки видны даже с нашего берега.
Возвращение из «Парка Крюгера», чем еще можно удивить? Несколько городов Родезии, столица Претория, просто большое поселение по сравнению с современными городами Мыса. Дефиле в мэриях, муниципальных театрах, то же самое, что метать бисер перед… крестьянами! Однако люди очень любезны. Статьи! Фотографии! Француз 85 лет, который «ждал нас», как он сказал, с незапамятных времен (увиденных во сне!). Он делает всем нам подарки – одной коллекцию почтовых открыток, а мне, уверяет он, редчайшую вещь, пластину с отпечатком копыта газели и печатью «Парка Крюгера».
Календарь указывает конец июля. А что сейчас происходит в Париже!.. Я телеграфирую Бальмену: «Не могу представлять коллекцию. Глубокие сожаления». «Глубокие»? Немного рисуюсь. Можно ли беспокоиться о другой планете?
Однако наступает момент, когда надо возвращаться на родную планету.
Возвращение в Дурбан, прием на английском броненосце. Пышащие здоровьем красавцы-офицеры покоряют своей корректностью и обхождением, кроем белых мундиров.
Как описать «прощание с Йоханнесбургом»? Огромные заголовки в прессе: «Посланницы нас покидают». Фотографии на фотографиях, руки полны букетов, мужчины, женщины на улицах приветствуют нас, целуют, школьники умоляют подписать их школьные тетрадки. Джонни угощает нас шампанским, и это много значит: «Девушки, я доволен вами». (Наполеон на Аустерлице.) Мы выстояли, кроме одной, кто не выдержал испытания! Мы показали себя истинными француженками.
Обратный полет без всяких происшествий.
Приехав из Лондона, я с предосторожностями краснокожего отправляюсь увидеть нашу коллекцию. Меня тут же замечают.
– Тс! Тс! Я, быть может, уже не работаю в Доме.
Какое сожаление, окажись это правдой! Еще не было столь великолепной коллекции… Ведь это платье создано точно для меня!
У моей дублерши невероятный успех! Со мной покончено!
Я ухожу… путешествие стоило… Но…
Передо мной возникает Бальмен:
– А, все же явилась!
– Хозяин, поцелуемся?
Мы целуемся.
– Хозяин, у вас еще никогда не было столь потрясающей коллекции!
– Чтобы вы испытали угрызения совести.
– Какие угрызения? Они будут у вас, если вы тут же не восстановите меня. Не сожалейте ни о чем. Я вдохновляю вас больше, когда нахожусь в четырех тысячах лье от вас!
XVIII. Поездки и анекдоты
Бальмен на меня почти не сердится, и я спрашиваю себя, не укрепило ли нашу дружбу (хозяин, позвольте мне использовать этот термин?) мое долгое отсутствие. Дом постепенно стал моей… третьей семьей. Едва ли не настоящей, ибо гастролирующий Мишель часто покидает меня.
Мне созданы уникальные условия. Отношения с Бальменом больше походят на отношения с родителями. Его добродушная фамильярность, остроумное ворчание, сцены – как они оправданны! – которые он мне устраивает! Во мне не осталось ничего от прилежной служащей, а я так хотела быть ею. Я постоянно занята. До трех показов, кроме нашего, в пиковые дни. Всегда опаздываю, приезжаю в одиннадцать вместо десяти. Проскальзываю в студию.
– Ну, тебе достанется! – шепчут мне. – Настроение у него отвратительное.
Я догадываюсь, что он все посылает к черту, выбрасывает полотняные выкройки в корзину.
– А! Явились! Благодарю вас!
Пьер Бальмен в маскарадном костюме на балу в Палацо Лабиа в Венеции, 1951
– Господин Бальмен, я сделала все, что смогла. Надо заботиться о семье. Удалось заработать несколько су.
