Георг Конрат - Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942
– Смотрите на этих идиотов в черных формах! – воскликнул он. – Перед ними штабная машина с флагом, а они даже не соизволят поднять руку, чтобы отдать честь.
Мы вышли из машины. Что-то еще настораживало нас, кроме их странной формы. Вилли пошел вперед, а я последовал сзади, на расстоянии нескольких шагов. Охранники возле стены стояли немного ссутулившись, и их винтовки, висевшие на плечах, как-то праздно болтались. Они даже не взглянули в нашу сторону.
– Эй, вы, быки с рогами! – крикнул Вилли. – Безмозглые идиоты! Разве непонятно, что за машина подъехала? Вас не учили поднимать руки и отдавать салют, когда видите штабной автомобиль?
Они только переглянулись, не соизволив хоть что-то ответить. Потом один сказал что-то другому, на языке ни мне, ни Вилли не понятном. Что за два придурка? – подумал я. За каким чертом они нужны германской армии?
На воротах дома я заметил вывеску «Доктор медицины» и какое-то имя, которое сейчас уже не помню. Вглядевшись в глубь сада, в самом его конце я увидел пожилого, седого мужчину, а рядом с ним женщину, копавшую яму. Даже отсюда было видно, что она никогда раньше не держала в руках лопату. Лейтенант Фукс подошел ближе и встал рядом со мной, и тут, когда я двинулся с места, чтобы пройти вглубь и разобраться, что же все-таки там происходит, один из охранников направил на меня ружье. Легко шагнув в его направлении, Фукс преподал ему урок, который, я думаю, он запомнил на всю жизнь. Схватившись за ружье, он потянул его на себя и перебросил через плечо. А к этому моменту Вилли уже обезвредил второго. Когда охранник оказался перевернутым, Фукс перехватил его винтовку и приставил приклад к его животу. Тот перевернулся, встал на колени и стал кричать что-то непонятное. Я прошел через калитку и направился к пожилой паре.
– Вы говорите по-немецки?
К моему удивлению, пожилой мужчина ответил на отличном немецком:
– Молодой человек, я еврей, а это моя жена. Мы роем эту яму для себя. После того как нас застрелят, наши тела бросят в нее и закопают.
Я почувствовал, как кровь застыла в моих ногах. Сначала меня охватил ужас и жалость к этим людям, а потом всепоглощающий страх. Во что мы вляпались? Я спросил, кто эти люди, и он ответил что-то не совсем понятное, но что, однако, означало, что они «убийцы». Я стоял, не представляя, как себя вести. Хотя то, что я услышал, вызвало во мне бурю негодования, я знал, что ничего не могу сделать для этих достойных людей. У меня перехватило дыхание. Если бы эти тупые охранники просто отсалютовали нам, то мы бы проехали мимо, не увидев этого кошмара. Я понимал, что это звучит эгоистично и дико, но был не способен изменить ситуацию.
Внезапно я услышал голос позади себя:
– Капитан, они евреи.
Резко повернувшись, я увидел сержанта в форме СД. Он стоял выпрямившись и докладывал, что их отряд находится под командованием гауптштурмфюрера Шварца.
– Наш латвийский отряд получил приказ расстреливать всех евреев, и никто не может помешать нам. – В его последних словах прозвучали угрожающие нотки.
Я ответил холодно, что не вмешиваюсь.
– Кроме того, я еду в штабном автомобиле и проверяю каждого солдата на посту.
Он извинился, почти беззвучно, за то, что его солдаты не знали, кому принадлежит эта машина. Я свободно вздохнул, хотя чувствовал отвращение к себе. Я чувствовал отвращение ко всей Германии. Мы, великий народ, имеющий самую лучшую технику и образование, деградировали до того, что превратились в убийц. Я повернулся к старым людям:
– Бог спасет ваши души. Я жалею, что ничего не смог сделать.
Они все поняли, а я поспешил уйти с этого места. Когда Вилли открывал дверь машины, прозвучали два выстрела, и, обернувшись, я увидел, как два тела упали в яму.
В тот день я испытал сильнейшее потрясение. Мне было больно за самого себя и за весь испорченный мир. Расстреливали евреев, расстреливали коммунистов; смерть, разруха, полная деградация повсюду. Человек ненавидел человека, рушился мир. Я понимал, что все мы загнаны в ловушку. Что могли мы сделать? Мы стали наполовину машинами, в которых запрограммирована одна-единственная цель – помочь всемогущей Германии выиграть войну. Я велел Фуксу везти нас обратно в лагерь.
Чувствуя разочарование и отвращение, не разговаривая, мы вернулись в казармы. Лейтенант Вульф доложил:
– Шварц жужжит каждые десять минут, с тех пор как вы уехали.
– Какого черта ему надо! – взорвался я, но подошел к телефону, совершенно не склонный к разговорам и готовый разорвать его на части. Убийца, убивающий с улыбкой. Я поднял трубку: – Говорит капитан фон Конрат.
Незнакомый голос удивил меня своей настойчивостью:
– Мы требуем от вас пятнадцать грузовиков с водителями.
Взбешенный, я закричал:
– Кто – мы?
– Гауптштурмфюрер Шварц и командующий Рейнхарт Гелен.
Я чуть не швырнул трубку, но сдержался и попросил позвать к телефону Шварца. Он перешел на крик, и я повесил трубку. Через двадцать секунд телефон затрезвонил вновь. На этот раз это был сам Шварц.
– Алло, вы на проводе? – Его голос был вкрадчивым и тихим.
– Я здесь.
Голос на том конце провода немедленно изменился, и я расслышал в нем враждебность. Ладно, подумал я, это взаимно.
– Как вы смеете не подчиняться моим приказам?! – закричал он громовым голосом. – Я мог бы расстрелять вас за такую наглость!
Он продолжал все так же громко говорить, срываясь на крик, а я, набрав в легкие воздуха, терпеливо ждал, когда прекратятся эти вопли. Выпустив пар, он произнес тоном, не требующим возражений:
– У меня имеется приказ свыше получить у вас пятнадцать грузовиков с водителями.
– Для каких целей? – спросил я спокойно.
– Нам нужно перевезти евреев.
– Пошли вы к черту! – не выдержал я. – Все мои машины завтра будут загружены подводным снаряжением, и мы собираемся возобновить тренировки. Мы и так потеряли много времени. А гражданские могут идти пешком.
Он снова принялся орать, поэтому я отнял трубку от уха и стал спокойно ждать, когда он закончит. Потом я сказал:
– Вы можете хоть сейчас забрать у нас машины, если хотите, но у нас тоже есть приказы о тренировках свыше, а именно от адмирала Канариса и фюрера. Таким образом, вы ослушаетесь их приказа.
Как и предполагалось, это подействовало на него убедительно.
Теперь, очень вежливо, он спросил, не буду ли я так любезен выделить ему хотя бы семь машин, а водителей он пришлет своих. Тогда я объяснил, что ему лучше быть повежливей в следующий раз и это будет лучше для всех. Я не знал, куда они собираются везти евреев и что делать с ними, но я пообещал предоставить ему машины.
На следующее утро прибыли водители – по двое на каждый грузовик. Все они были одеты в уже знакомую нам черную форму. Вилли скептически осмотрел их, велел выпрямиться, а затем решил научить их, что значит быть настоящими солдатами. Он отдавал приказы с такой быстротой, что по их лицам было видно – они находятся в замешательстве. Потом он сказал лейтенанту, который говорил на ломаном немецком, что когда он вернет грузовики, то они должны быть начищены и отполированы до блеска, а иначе ему со своими людьми всю оставшуюся жизнь придется мыть и натирать их. Лейтенант вытянулся в струну, отдал честь и галопом помчался к машинам.
