Алексей Карпов - Княгиня Ольга
«Ольга же раздала своим воинам кому по голубю, а кому по воробью, и повелела к каждому голубю и воробью привязывать трут (в оригинале: «церь»; в поздних летописях: «серу». — А.К.), завертывая его в небольшие платки и привязывая ниткой к каждой [птице]. И повелела Ольга, как стало смеркаться, отпустить голубей и воробьев воинам своим; голуби же и воробьи полетели в гнезда свои: голуби в голубятни, воробьи же под стрехи, и так загорелись — где голубятни, где клети (жилые помещения. —А.К.), где вежи (хозяйственные постройки. — А.К.), где одрины (сараи, хлевы. — А.К.), и не было ни одного двора не горящего, и нельзя было погасить пламя, потому что все дворы загорелись. И побежали люди из города, и повелела Ольга воинам своим хватать их. И так взяла город и сожгла его, старейшин же городских схватила, а прочих людей одних перебила, а других в рабство отдала мужам своим, а остаток их оставила платить дань, и возложила на них дань тяжкую», причем две трети этой дани должны были идти в Киев, а треть — в Вышгород, Ольгин город, — то есть самой Ольге и ее дружине.
В Ипатьевском списке «Повести временных лет» текст читается несколько иначе, с еще одной страшной подробностью: оказывается, Ольга не просто схватила («изыма») старейшин Искоростеня (как в Лаврентьевской летописи), но «ижже», то есть заживо сожгла их[99].
Размеры установленной Ольгой «дани тяжкой» в «Повести временных лет» не указаны. Автор же Летописца Переяславля Суздальского по обыкновению дополняет текст своего источника: Ольга, по его словам, обязала древлян платить «по две куне черных (то есть по две шкурки черной куницы. — А.К.), по две веверице (белки или, может быть, горностая. — А.К.), и скоры (меха. — А.К.), и мед». Однако достоверность этого известия, как и других, подобных ему, вызывает сомнения[100].
Таков, по летописи, был итог древлянской войны. Между прочим, археологи подтверждают трагическую участь летописного Искоростеня: по их данным, древний город был полностью уничтожен огнем в середине X века, а сменивший его древлянский город возник уже на новом месте, на некотором отдалении от прежнего, и был укреплен совсем не так хорошо, как тот. Свой статус главного города Древлянской земли он потерял навсегда. Когда несколько десятилетий спустя в Древлянскую землю будет отправлен на княжение сын Святослава Олег, его столицей станет другой древлянский город — Овруч.
В XVIII — начале XIX века предпринимались попытки на практике, опытным путем проверить достоверность и самого летописного сказания. Знаменитый немецкий историк Август Людвиг Шлёцер, автор «Нестора» — первого научного исследования русских летописей, сообщал о проведенных им экспериментах над птицами: любознательный академик пытался поджечь голубей и воробьев указанным в летописи способом и посмотреть, можно ли с их помощью действительно спалить целый город. Эксперимент окончился неудачей: оказалось, что несчастные птицы гибнут, падая на то самое место, с которого взлетели{110}. Но это неудивительно. Ученый немец не имел к миру сказок ни малейшего отношения — в отличие от Ольги, в летописной истории которой задействованы отнюдь не законы физики или зоологии.
Как отмечают исследователи, сюжет с городом, сожженным с помощью птиц, принадлежит не только русскому, но и мировому фольклору[101]. Древние вообще считали, что птицы, и в частности голуби, связаны с небесным огнем — громом. По поверьям славян, голубь, влетевший в дом, предвещает неминуемый пожар{111} — поверье, сохранившееся едва ли не до наших дней. Так что выбирая орудие для уничтожения города, Ольга опять-таки действовала в полном соответствии с фольклорными, сказочными законами. Но смысл ее последней «древлянской казни» — значительно глубже.
Дань птицами, губительная для тех, кто соглашается на нее, — отражение очень глубоких, по сути космогонических представлений, связанных с происхождением самого мира. В самом деле, ведь птицы не принадлежат отдельным жителям города, подобно любому другому движимому или недвижимому имуществу. Ольга требует дань тем, что физически не может быть отчуждено от города и окружающей его природы, находится в неразрывном единении с ними. Это — прямо выраженная претензия на обладание самой средой обитания древлян, то есть даже не просто ими самими и их имуществом, но чем-то большим — самой возможностью их существования на своей земле — можно сказать, их душой (не случайно в мировом фольклоре голубь — это еще и внешнее проявление, воплощение души и духа). С готовностью соглашаясь на требование Ольги, древляне даже не подозревают о том, чем в действительности они жертвуют!
Ольга выступает в этом предании как поистине космический персонаж, способный по своей воле распоряжаться силами природы. Более того, она по существу сама творит эту силу: ведь по ее воле с небес сходит рукотворный огонь, поглощающий враждебный ей город.
Мы не знаем, с помощью каких хитроумных способов в действительности был взят и сожжен древлянский Искорос-тень. Но знаем о том, что победа Ольги над древлянами и взятие ею главного города их земли поразили современников, почему и остались в памяти потомков.
В XIX веке в окрестностях древнего Искоростеня (тогда местечка Искорость) было записано несколько легенд о жестокой княгине Ольге, уничтожившей непокорный город и убившей в чем-то провинившегося перед ней князя. Между прочим, этим князем в большинстве легенд оказывается не кто иной, как ее собственный муж Игорь{112}. Историки иногда полагают, что в этих преданиях отразилось действительное участие Ольги в свержении или даже убийстве Игоря{113}, что вопиющим образом противоречит летописному сюжету и всей логике летописного повествования. Такое допущение, несомненно, излишне. Жестокость — постоянный атрибут Ольги, пребывающей в народном сознании в привычном образе «неукротимой невесты», губительницы сватающихся к ней мужчин. А потому нет ничего удивительного в том, что обычный для мирового фольклора сюжет с жестокой и коварной женой, убийцей своего мужа, соединил ее имя и ее зафиксированную летописью расправу над древлянами с гибелью в той же Древлянской земле ее мужа Игоря. Но образ Ольги в поздних преданиях отнюдь не сводится только к ее жестокости. Мы сталкиваемся здесь, например, с такими же топографическими приметами, следами ее пребывания в крае, с какими сталкивались на ее родине, в Псковской земле. В окрестностях Искоростеня точно так же, как и вблизи Выбут, встречаются и мифические «погреба» Ольги, наполненные сундуками с сокровищами, и Ольгины колодцы, и какая-то Ольгина ванна, и брод — правда, не Ольгин, а Игорев. Законы эпического жанра всюду одинаковы и механизмы создания легенд одни и те же: так называемые «бродячие сюжеты» — независимо от их конкретного содержания — всегда концентрируются вокруг какого-либо значимого исторического лица, тем или иным образом связанного с данной местностью. Просто Ольга оказалась слишком яркой фигурой, и ее образ заслонил собой образы других исторических лиц и сам стал источником образования новых преданий и легенд[102].
