Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
Èðìî÷êà Ñîõàäçå – ïåðâàÿ èñïîëíèòåëüíèöà «Îðàíæåâîé ïåñåíêè». 1964 ã.
Çà ðîÿëåì Êîòèê Ïåâçíåð.
Так зазвучала и звучит по сей день в исполнении взрослых и детей «Оранжевая песня». Ее знают и у нас, и за рубежом, но, как часто случается, немногие могут назвать авторов текста и музыки. Напоминаю – музыка композитора К. Певзнера (не В. Шаинского, как думают некоторые), слова А. Арканова и Г. Горина...
ОРАНЖЕВАЯ ПЕСНЯ
Вот уже подряд два дня
Я сижу – рисую.
Красок много у меня –
Выбирай любую.
Я раскрашу целый свет
В самый свой любимый цвет.
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд.
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево поют.
Вдруг явился к нам домой
Очень строгий дядя.
Покачал он головой,
На рисунок глядя,
И сказал мне: «Ерунда!
Не бывает никогда
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд.
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево не поют!»
Только в небе в этот миг
Солнце заблестело
И раскрасило весь мир
Так, как я хотела.
Дядя посмотрел вокруг
И тогда увидел вдруг:
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд.
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево поют.
Эту песенку давно
Я пою повсюду.
Стану взрослой –
Все равно петь ее я буду.
Даже если ты – большой,
Видеть – очень хорошо:
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд.
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево поют!
* * *
Самостоятельная творческая судьба Гриши Горина сложилась блестяще. Превосходные рассказы, выдающиеся пьесы и киносценарии. Если говорить о театральной драматургии и о сценариях кинофильмов, то я называю Григория Горина гениальным «переводчиком» с прошлого на настоящее.
Надо обладать невероятным дарованием, чтобы произведения и исторические факты многовековой давности сделать СЕГОДНЯШНИМИ!
«Êîãäà ìû áûëè ìîëîäûå...»
«...Забыть Герострата!», «Тиль», «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви»... Современный зритель воспринимает сюжеты и героев далекого прошлого так, словно все происходило не когда-то, а происходит сейчас. Такова ассоциативная сила эпизодов, сцен, диалогов и монологов, донесенных Гришей до нашего сознания. Не вся сегодняшняя молодежь читает классическую литературу, считая ее устаревшей, не модной, не «попсовой». Но кое-кто, посмотрев «Тот самый Мюнхгаузен», разыщет «первоисточник», прочтет и поймет, что не устарел «барон Мюнхгаузен», и возьмет на вооружение слова, произнесенные Олегом Янковским и написанные Григорием Гориным, – «УЛЫБАЙТЕСЬ, ГОСПОДА!»
Отдавая должное совместному сочинительству, мы с Гришей договорились, что любая настоящая идея, возникшая в моей или в его голове, не будет положена на алтарь эстрады. Каждый сохранял «свое» на будущее – на самостоятельные рассказы, пьесы, сценарии. Мы рассказывали друг другу свои замыслы, что-то друг другу подсказывали, но сохраняли все это для себя. Моя первая самостоятельная маленькая новелла была опубликована в журнале «Юность». Главный редактор журнала Борис Николаевич Полевой, сменивший на этом посту основателя журнала Валентина Петровича Катаева, воспринял эту новеллочку как пародию на Эрнеста Хемингуэя. Дебют оказался удачным. Меня все поздравляли, и это окрыляло меня. Позднее я узнал, что многие молодые люди исполняли мой «опус № 1» на вступительных экзаменах в театральных вузах. Рассказ, занимавший чуть меньше печатной страницы, назывался «Желтый песок».
ЖЕЛТЫЙ ПЕСОК
– Давай посидим здесь, – сказала она.
– Нет. Пойдем на скамейку, – сказал он. – Там песок. Я люблю желтый песок.
Они сидели на маленькой скамеечке рядом, почти касаясь друг друга. Он что-то задумчиво вычерчивал тоненьким прутиком на желтом песке.
– Что ты рисуешь?
– Это ты.
– Непохоже.
– Ну и пусть.
Рисовать было трудно. Сухой песок все время осыпался.
– Вон майский жук пролетел, – сказала она.
– Это самка.
– Откуда ты знаешь?
– Самцы так низко не летают.
Дунул ветер и стер ее изображение на желтом песке.
– Давай завтра придем сюда опять, – сказала она. – Ты ведь придешь сюда опять? Правда?
– Правда.
Но он не пришел завтра. Не пришел послезавтра. Не пришел через два дня. Через месяц. Он больше не пришел. Она после этого часто сидела на маленькой скамеечке. Одна. Думала и все никак не могла понять, почему же он не пришел. Она не знала, что родители перевели его в другой детский сад.
* * *
До этого мною были написаны пять или шесть небольших рассказов с неожиданным концом. Все они были в подлинно рукописном варианте. Я иногда читал их своим друзьям... В связи с этим хочу рассказать об одном эпизоде, который не забуду до конца жизни. Однажды мы с Алексеем Леонидовичем Полевым зашли в ресторан ВТО. За маленьким столиком одиноко сидел весьма уже не молодой человек – кумир советской поэзии, об остроумии которого рассказывали легенды. Это был Михаил Аркадьевич Светлов.
– Ты не знаком со Светловым? – спросил меня Алексей Леонидович.
– Конечно, нет, – сказал я.
– Хочешь познакомиться? – спросил Алексей Леонидович.
– Мне неловко, – смутился я.
Мой старший товарищ сказал, чтобы я не смущался, и подвел меня к столику, за которым сидел Светлов.
Поздоровавшись со Светловым, Алексей Леонидович представил меня: «Михаил Аркадьевич! Хочу познакомить вас с молодым талантливым писателем».
Михаил Аркадьевич взглянул на меня снизу вверх и пригласил сесть напротив него. У меня от волнения внутри все тряслось.
– Так значит, вы, молодой человек, писатель? – обратился ко мне Светлов.
– Ну, как вам сказать? – промямлил я.
– И что вы пишете? Стихи или прозу? – поинтересовался Светлов.
Вспомнив, что у меня есть несколько рукописных рассказиков, я скромно ответил:
– Прозу.
– И где вы печатаетесь? – спросил Светлов.
И тут я гордо ответил:
– А меня нигде не печатают!
Этим я хотел дать понять, что меня не печатают, потому что я неудобный для советской власти прозаик.
Светлов вздохнул и произнес тоном учителя:
– Молодой человек! Писать так, чтобы нигде не печататься, может каждый дурак... Не желаете выпить?..
