Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны
Гитлер проводил меня до дверей кабинета. "Будем откровенны: наша задача — воспользоваться более благоприятными условиями и довести войну, прерванную в 1918-м, до победного конца. Если мне это удастся, то все остальное осуществится само собой, в силу внутренних закономерностей и с помощью элементарного насилия. Прошедшие годы были всего лишь перемирием; впереди — Победа, которую мы проворонили в 1918-м".
Гитлер попрощался со мной по-дружески и даже сказал мне пару теплых слов. У меня сложилось впечатление, что я в значительной степени утратил его доверие. Впрочем, он еще раз поблагодарил меня за мои старания в Польше.
Россия: друг или враг?
Позже я имел случай узнать о планах Гитлера относительно Советской России. Весной 1934-го я посетил Гитлера, чтобы доложить ему о состоянии переговоров между Данцигом и Польшей. Переговоры застопорились или, если точнее, дошли до критической точки. После заключения соглашения между Польшей и Германией последняя получила возможность положительно влиять на отношения между Польшей и Данцигом. При этом уже можно было говорить и о формировании отношений с Советской Россией. Россия всегда проявляла заинтересованность в сохранении независимости этого вольного города. В некоторых критических ситуациях она даже оказывала определенное давление на Польшу. Я, со своей стороны, пытался увеличить эту заинтересованность в данцигском полпреде Советского Союза Калине, чтобы обеспечить себе политические тылы на время переговоров с Польшей. Наши беседы касались в то время не только экономических проблем, но и соответственно "данцигского вопроса", а также необходимости добиться для нашего вольного города — "самого западного из государств Прибалтики" — еще большей независимости. Эти планы встречали у Калины значительный интерес. Однако до соглашения между Россией и Данцигом, в основе которого должно было лежать строительство нескольких пароходов для Советского Союза, дело так и не дошло, так как Россия внезапно отстранилась от Данцига и от Германии. Причину такого поведения мне разъяснил Калина, который был настолько умен, что не боялся говорить откровенно и сам понимал откровенность. "Ваш национал-социализм — революционное учение, — сказал он мне однажды за завтраком, — но на что вы расходуете вашу революционную энергию? Ваш "социализм" — приманка для масс. Ваше занятие — бесплановая, дикая революция, лишенная цели. Она не имеет никакого отношения к социальному прогрессу человечества. Вам нужна власть. Вы злоупотребляете революционной энергией Германии. Вы растрачиваете се. Вы более опасны для нас, чем все капиталистические державы. Германский народ был уже на полпути к свободе. Но вы собьете его с пути. Вы оставите после себя народ, лишенный мужества, недоверчивый и неспособный к любому производительному труду. В один прекрасный день массы покинут вас. Может быть, тогда мы снова сможем о чем-либо говорить с немцами. Может быть, тогда с ними будет уже слишком поздно о чем-либо говорить. Но мы заключим с Германией договор только тогда, когда немецкий народ осознает свою теперешнюю ошибку. А такое время, несомненно, наступит; мы согласны подождать".
Однако восстановления связей между Советской Россией и национал-социалистической Германией долго ждать не пришлось. Впрочем, эти связи никогда не прерывались по-настоящему, даже на межпартийном уровне. Геббельс, и не только он один, в годы борьбы почти торжественно заявлял о глубоком родстве национал-социализма и большевизма; подобное же мнение о большевиках развивалось и после прихода к власти, хотя о нем уже не говорили в открытую. Существовал целый ряд гауляйтеров, относившихся к союзу между Германией и Россией как к единственно возможному политическому решению, которое позволило бы избежать многих рискованных маневров. Сам Гитлер воспринимал подобные идеи скептически, и на то у него было много причин. Но причины эти носили не идеологический, а скорее практический характер. И он никогда не пытался безоговорочно отрицать необходимость союза с Россией — по крайней мере, в кругу своих приближенных.
"Поезжайте в Москву. Я даю вам свое согласие", — сказал мне Гитлер, когда я рассказал ему о некоторых замыслах, которые проистекали из осложнившихся отношений между Данцигом и Польшей. "Поезжайте в Москву, но это вряд ли доставит вам большое удовольствие. Там сидят все те же жидовские крючкотворы. С ними каши не сваришь". Я возразил, что уже обсуждал свои планы с Кохом, гауляйтером Кенигсберга. "Конечно, Кох — это голова, — согласился Гитлер. — Но я озабочен его поведением". Кох был приятелем Грегора Штрассера; Гитлер не любил Штрассера и считал его своим соперником. Я воздержался от того, чтобы рассказывать Гитлеру о соперничестве партийных кадров в Восточной Пруссии. Я рассказал ему о том, что увидел в "плановом отделе" Коха. Молодой профессор фон Грюнберг разрабатывал здесь свою фантастическую "географию будущего". В своем институте он создавал эскизы карт с силовыми линиями, силовыми полями, линиями электропередач, автотрассами, железными дорогами, каналами. Точно распланированные экономические карты, включали в себя все восточно-европейские территории, вплоть до Черного моря и Кавказа. Германия и западная часть России на этих планах превращались в единую транспортно-экономическую систему. Конечно, вся система ориентировалась на интересы Германии. Германия планировала ее и руководила ею. В этом плане, "плановом хозяйстве", уже не существовало ни Польши, ни Литвы. Только одна общеконтинентальная территориальная единица, простирающаяся от Флиссингена до Владивостока. "Если мы этого не добьемся, то вся наша революция яйца выеденного не стоит", — ответил мне Кох, когда я сказал, что поражен размахом его планов.
"Этот Кох немного забегает вперед, — заметил Гитлер, когда я изложил ему свои впечатления. — Он пытается убедить меня, будто союз между Германией и Россией спасет нас ото всех бед. Он хочет, чтобы я объединился с Россией против Польши. А почему бы и нет? Почему бы не заключить пакт с Россией, если этим я смогу улучшить свое положение. Здесь он прав. Когда-нибудь это случится. Когда именно? Это зависит главным образом от Польши. Но все-таки Кох ошибается. Таким путем мы не сможем приобрести всего, что нам нужно. Мы никогда не станем великой страной, повелевающей всем миром, если будем действовать совместно с Россией. В таком союзе мы никогда не сможем доверять друг другу до конца. И в конце концов такой пакт неизбежно перерастет в отчаянную борьбу. Только ОДНОМУ дано повелевать. Чтобы это было дано нам, мы должны победить Россию. И только потом Кох сможет заняться реализацией своих геополитических планов — потом, а ни в коем случае не прежде чем это случится".
