Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы
-- Нашли, блин, где стрелять!
-- А вы, блин, где ездить!..
Подняв охавшего трясшегося старика, посчитали дырки в УАЗике и корпусе "Москвича". Да, останься кто-то внутри... Созрел Балинюк мгновенно:
-- Отец, вали отсюда на все четыре стороны, не дай Бог еще появишься с этой развалюхой на каком-нибудь посту! Из-за тебя чуть все не легли... Духу твоего чтоб не было через минуту, пшел!
Шалый старик залез в машину, которая отказалась заводиться, пришлось еще и толкать. Обстрел Балинюк решил не фиксировать - тащиться снова в райотдел, объясняться насчет машины, терять полностью день. Наград за мужество из случая не вытянуть, казенный автомобиль не списать, а какая-нибудь рация не заслуживает мороки - после разом будет спихнуто все, что можно, под нападение на пост или липовый пожарчик. На должок, чуть не стоивший жизни, махнул рукой, наменяв у военных за пол-литра спирта гранат и ВОГов, развернулись и помчались назад. Объехав временник пятой улицей, Балинюк зарекся на будущее таскать схваченных куда-то: надо - приезжайте сами, нет - пинок в зад. На удивление собственные его поездки, даже самые рискованные, кончались удачно.
И сейчас, глядя в лицо прокурорскому мимо переминающегося зама ВОВДа, Балинюк отчеканил:
-- В вопросах, касающихся действий личного состава, я подчиняюсь только мобильному отряду, а ни один боец отсюда не выедет без приказа командующего объединенной группировкой. Когда получите его в письменной форме, продолжим разговор, а пока в своих требованиях превышаете должностные полномочия. Впредь без представителей командования говорить с вами отказываюсь, и повторно требую от посторонних очистить территорию блокпоста!
Видя оборот ситуации, в которой шишкарь временника не помог ему, главный чех наконец отступил. Он решительно сунул под мышку папку, скомандовал что-то кодле и зашагал к выходу, бранясь по-своему и грозя пальцем:
-- Ты ответишь за это! За все ответишь!
Отделенческий зам, вздохнув с облегчением, шепнул Балинюку:
-- Правильно, так их. А я, сам понимаешь...
Затем развернулся и объявил вслух, уходя:
-- Что ж, будем разбираться. Самовольства не потерпим ни с чьей стороны!
Многозначность его финальной тирады дошла к присутствующим не сразу. Командир крутнул башкой - вот хитрая татарва...
Чайкин ощущал благодарность старшему - сам он в итоге, может, и поехал бы с чехом, в полной экипировке, захватив всех бойцов. Однако дальше, за поворотом или в прокуратуре могли взять в кольцо, приказать сдать оружие, и что дальше, стрелять? А подчинишься - выйдет фильм "Блокпост", где солдата увезли на допрос в местную милицию и после бросили на асфальт зашитое в шкуру тело... Сравнение пришло на ум многим, загалдели:
-- Ёлы, кино прямо! Ну, батя, ты даешь, молодца!
Фронтовое обращение польстило Балинюку, а над "Кавказскими пленниками" с "Чистилищами" здесь оставалось только улыбаться. Благородные горцы вплоть до плечистого бандитского главаря, то избыточный кошмар отрезанных голов, цепляемых к стреле гранатомета...
Чехи больше не приехали, хотя явно что-то выяснили и могли копать дальше. Верно, нашлись свидетели, видевшие схватку из ближних домов, либо местные упыри хватались за любой повод куснуть федералов, а прокурорский, накручивая страсти, домыслил истинный ход событий. О той ночи участники не говорили даже меж собой, но пакостное чувство едва не пойманности у всех, особенно Чайкина, осталось. На чем - другой разговор, правильно тор, что тобой сделано. Если б обобрали или мочканули кого по беспределу, а то несчастная школа. Тут не их вина, не директора - играют политики наверху, вновь создают и укрепляют тут власть, с которой придется воевать когда-то. За дело голову класть не жаль, обидно служить чужой корысти. Школу к сентябрю подремонтируют, и так была не дворец, а детей здесь не учить, а стрелять надо... Нынешние бандиты погибнут, отойдут от дел, свалят куда-нибудь или перемрут от старости, но их ряды пополняет смена из таких вот школьничков с рюкзачками. Замкнутый круг, решение одно - к чертовой матери отсоединить их, а как бросать этот клочок страны, столько раз политый кровью...
Отношение Чайкина к шефу заметно улучшилось, он словно открыл в нем положительные качества, Балинюк со своей стороны тоже помягчел. Иначе вряд ли начштаба стал бы выполнять почти без возражений все его приказания, вследствие чего под занавес командировки случилось второе примечательное событие, запомнившееся надолго всем.
На исходе лета в горах произошел бой между выдвинувшимся подразделением мотострелков и партизанами. Специальные группы, покинув основные силы у конца проезжих дорог, регулярно уходили на чистку зеленых массивов, пропадали среди круч и теснин по нескольку дней. Иных возможностей хоть как-то контролировать огромную территорию просто не было. Войскам пришлось туго, с ранеными и "двухсотыми", для поддержки и эвакуации вызвали вертолеты. На проведение "акции возмездия" через блокпост вскоре прошла в ущелье длинная колонна с минометами, парой гаубиц и даже танком, имея целью обнаружение и ликвидацию прорвавшегося, конечно же, из сопредельных районов крупного отряда боевиков. Над дорогой весь день кружили "стрекозы", к вечеру прожужжавшие назад - темнота опасно винтокрылым.
Трасса на всем протяжении была перекрыта, и бойцы лениво сидели у опущенного шлагбаума на скамейке, заплевывая семечной шелухой окрестную площадь. Слушали боевой канал, ничего особенного не происходило. Донеслись слабые отдаленные раскаты - артиллерия обработала контрольные точки и смолкла, по населенным пунктам стрелять нельзя, в дикие скалы бессмысленно. Гражданских машин не показывалось вообще, пешие брели редко, налегке они вообще обходили пост боковыми тропами, все перелески не закроешь, разве что село колючкой под током обнести... Сутки прошли необыкновенно спокойно.
На следующее утро, позавтракав, новая смена оттащила уже скамью в тень и сибаритствовала, укрыв под скинутыми брониками пивной пузырь. Непьющий спортсмен дергался под ритм наушников и первым заметил вынырнувшую из-за поворота фигуру. Пожилой чечен в темном пиджаке и шляпе на затылке семенил к посту, то прибавляя шаг, то бессильно волочась с прижатой к сердцу рукой. Добежав, он едва не рухнул на бело-красную поперечину, хватая воздух открытым ртом, насторожившиеся парни подошли с другой стороны. Пыль на кирзовом лице мужика бороздили ручейки пота, сквозь хрип не сразу удалось разобрать:
-- Ребят, помогите пожалуйста, умоляю! Машина заглохла, никого совсем нет, в больница еду. Вот денги... Старший ест?
Обращаясь то к одному, то к другому, он совал пачку мятых десяти- и пятидесятирублевок из внутреннего кармана. Стряхнувший лень Годзилла придержал его за рукав:
