Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
- Она имела в виду скамью в Качинской школе летчиков. Мы и служили потом вместе.
Валентина Гризодубова в майорской форме выглядела внушительно.
- Так вот, - продолжал начальник штаба, - поскольку, как я понял, после рекордного перелета экипажа "Родины" Москва - Дальний Восток вы не встречались, познакомлю вас повторно. Валентина Степановна Гризодубова командует полком авиации дальнего действия.
- Думаю, что Валентина Степановна и сейчас рекорд устанавливает.
- Рекорд? - насторожилась она.
- Первая в мире женщина-командир авиационного полка.
- Вот видите, не перевелись на фронте галантные мужчины, прокомментировал начальник штаба.
- Товарищ полковник - наш гость, - ответила она с загадочной улыбкой, - так что придется потерпеть комплимент.
- Ну ладно, - сказал начальник штаба. - Приступим. "Неофициальная часть" нашей встречи завершилась.
- Предстоит сложная и важная работа, - продолжал начштаба. - Полк майора Гризодубовой выделил группу самолетов Ли-2 для помощи окруженной Второй ударной армии боеприпасами, продуктами, медикаментами, горючим. Мы не подумали вначале о прикрытии, и из шести машин, отправившихся в первый рейс, две не вернулись.
- Собственно, негде было взять прикрытие, - сказала Гризодубова.
- Так вначале казалось, - уточнил начштаба. - И тогда кто-то вспомнил о старых "ястребках". Некоторые их недостатки в данном случае идут нам на пользу. Их скорость как раз годится для сопровождения Ли-2.
- Но есть и достоинства, - я сам немало думал, как . лучше использовать эти устаревшие машины.
- Что вы имеете в виду?
- Старые истребители обладают хорошей маневренностью. Очень важное качество при защите нескоростного самолета.
- Мы с вами, нескоростники, кажется, начинаем нравиться друг другу...
- Надо тактику изменить, - Гризодубова делает решительный жест рукой. - Нечего нам на высоту лезть. Пора белых ночей. Фашисты нас снизу очень хорошо видят. Пусть они сами поверху ходят. А мы - на малой высоте. Темный Ли-2, идущий над лесами, сверху не так просто заметить.
- Прошу к карте, - пригласил хозяин кабинета. - Вот маршрут. Здесь, на окраине Александровки, в лесу, намечена поляна для посадки самолетов прикрытия. Вот район выброса грузов. Тут, пожалуй, наметим рубеж встречи. Истребители встречают, сопровождают, затем барражируют в районе работы. Она начинается в полночь, продолжается часов до двух - самое темное время, какое сейчас может быть. В общих чертах я сказал все. Остается вам между собой уточнить детали - и за дело. Вы когда будете готовы? - последние слова относятся ко мне.
- Сейчас вылечу ознакомиться с площадкой. Вечером группа будет там. День нужен, пожалуй, чтобы осмотреться, изучить район.
- Хорошо, значит, завтра уже действуем вместе, - Гризодубова встала.
Я заторопился на аэродром. По дороге размышлял об этой неожиданной встрече с Гризодубовой, и все больше овладевало мной удивление. Конечно, летчица-рекордсменка по дальним перелетам - это что-то значит. Перед войной была начальником Управления международных авиационных линий Гражданского воздушного флота СССР. Тесная, можно сказать, связь с дальней военной авиацией. И все же быть женщине командиром полка! Всецело мужского! На войне!
Пока готовили По-2, подошел к гризодубовским самолетам. Их скрывали деревья, из глубины леса подъезжали машины - шла загрузка.
Выбрал двух перекуривающих техников. Любопытство разбирало, но все же прямо спросить не решился.
- Ну и как служится с таким командиром? - улыбкой хотелось скрыть серьезность вопроса.
- С каким таким? - не поняли они.
- Ну, слабый пол все же...
Оба, не сдержавшись, рассмеялись.
- Скажете, однако... Слабый!.. Через пять минут после того, как человек попадает к нам в полк, это слово выветривается у него из памяти.
Хотя они тоже как будто шутили, но все стало ясно...
Мой По-2 держал курс к линии фронта. Внизу указывала путь, стрела железной дороги. Такой ориентир обычно расслабляет - не собьешься. Внизу плыла земля, похожая... Нет, не земля. Говоришь - земля, Представляется что-то черное, черноземное, распаханное. А здесь было зеленое море. Именно - море. С высоты кажется, что воздух под тобой имеет цвет. Легкую такую, едва обозначенную голубоватую сизость. И будто плывешь ты по спокойной глади прозрачно-сизого моря, а все, что внизу, - дно. Оно покрыто зелеными водорослями, лишь покажется иногда пятачок голого песка, да по полоскам расселин проползет крабом машина...
- Что это? - спрашивает Нила, рассматривая дно и что-то шевелящееся на нем.
- Краб, - говорю и тут же ныряю в море. Он шустро удрал от меня за камни, а я, вынырнув, вижу перепуганное Нилино лицо.
- Сейчас же выходи, - требовательно зовет она. - Хочешь, чтобы он тебя укусил, да? Ты что - железный? Поспешно выбираюсь на берег.
- Ну вот, - с детской удовлетворенностью в голосе говорит она. - Надо, чтобы ты слушался жену. Хотя бы в отпуске.
Действительно, у нее так мало возможностей повелевать мной, заботиться...
Странно... Странно и радостно. Сколько людей усеяло берег! Но есть среди всех один человечек... Маленькая, почти девчоночья фигурка у моря... Бронзовая нога пробует краешек воды... Легкое движение головы, чтобы сбросить со лба светлую прядь... Изгиб шеи... Улыбка... Все для тебя особенное, загадочное, трепетно близкое, исключительное. И ты в самом деле из мягкого железа, а она - магнит... Так много рядом людей. Такой большой юрод. Такая большая страна. И есть во всем этом один самый дорогой человек. И ты, как стрелка на магнит, тянешься к нему глазами, мыслями, чувствами...
В левом кармане гимнастерки чувствую тепло. Это ее письмо. Помню его наизусть. Ровные аккуратные строчки и маленькая, обведенная зеленым карандашом ладошка сына. "... Вся наша тыловая жизнь подчинена одному: мы живем для фронта... Нашу бригаду похвалили сегодня в листке-молнии, а мастер сказал мне: "Вот ты проработала две смены над... (дальше полторы строчки густо вымараны) и муж скажет тебе спасибо"... Представляешь, война, а у нас оперу давали... Теперь с едой совсем отлично - нарвали с мамой щавеля и такой украинский борщ сварили, что вся улица сбежалась перенимать опыт... "
Письмо вначале было сложено в треугольник, и на оборотной стороне расплывчато синела печатка: "Просмотрено военной цензурой". Письма тоже "военный фактор", они тоже оружие. И то, что тыл живет для фронта, оружие. И что война - а оперу давали. И даже безбожная ложь, что "теперь с едой совсем отлично". Обман, оказывается, может быть и очень благородным, порой он больше чего-то другого может свидетельствовать о великой честности людей. Не знаю, что там вычеркнула почтовая девчонка в линялой гимнастерке, но главная "тайна" писем, которые делают человека на фронте устойчивее и сильнее, - во всем остальном.
