Уолтер Нил - Жизнь Амброза Бирса (главы из книги)
Время – тоже важное обстоятельство, когда мы рассматриваем возможность бессмертия. Если душа независима от физического тела, она должна существовать вечно, и она должна быть нетленна. Интеллект не способен понять, как произошло время. Время было всегда. Это непостижимо, чтобы созревшая душа была сотворена всемогущим для шестидесятилетнего пребывания в теле без подготовки в течение вечности, которая не имеет ни начала, ни конца. Все мы, кто живёт прямо сейчас, живём в середине вечности. Все, кто жили до нас, жили в середине вечности. Все, кто будет жить после нас, будут существовать в середине. Невозможно поверить, что у души не будет конца или что она началась в середине времени».
IV
«Мириады клеток, которые составляют человеческое тело как целое – не только один мозг – создают наш разум, нашу душу. Смерть не означает, что клетки умирают одновременно. Все клетки тела не умирают в какой-то один миг, известный как смерть. Всё же есть метафизики, которые утверждают, что когда врач, как он это обычно делает, объявляет о смерти пациента (хотя он понимает, что в это время почти все его клетки живы), то тогда бессмертная душа пациента уносится к своему создателю. Разумеется, клетки, необходимые для функционирования жизненно важных органов, или какие-то из этих клеток мертвы. Но когда происходит «смерть», большая их часть жива. Более того, процесс смерти длится всю жизнь – клетки проживают короткую жизнь, умирают и дают место для других. Как я уже объяснял, новые клетки не содержат качеств старых клеток, кроме некоторых ограниченных воспоминаний, что и называется наследственностью. Если каждая клетка из тех мириад, что составляют человеческое тело, сама по себе является животным, как говорят учёные, значит их совокупность, известная как Амброз Бирс, может за долю секунды превратиться в другого Амброза Бирса, что и происходит. Каждая клетка вносит свой вклад в собрание клеток, которое называется Амброзом Бирсом, и клетки постоянно умирают, а другие клетки тут же занимают их место.
Что произойдёт с личными свойствами микрокосмов, составляющих фунт плоти, которое отрезано от человеческого макрокосма и обеспечено подходящим питанием и температурой? Каждое свойство будет обладать собственной душой? Или они станут единой духовной сущностью? Например, человеком по имени Джонс – сущностью, отличной от Смита, от которого и был отрезан фунт плоти, чтобы стать личностью по имени Джонс. Клетки из фунта плоти некогда принадлежали Смиту. Останутся ли они живы при помощи бессмертного духа, который когда-то оживил их хозяина? Как они будут действовать? Каждая клетка – как личность? Или все клетки составят одну личность? И в какой степени на группу клеток, известных как Смит, повлияет отделение от неё колонии весом в фунт – фунт той же плоти – и помещение этого фунта в лабораторный стакан? Такие вопросы должны привлечь метафизика. Прежде, чем продвинуться по своему философскому пути, он обязан понять, что такое жизнь.
Вполне может быть, что жизнь, по сути, не отличается от любой органической материи. Я не берусь сказать, что жизнь растений или диких животных отличается от жизни человека-философа или даже от жизни бога, если жизнь – это сущность, отдельная от материи и её химических реакций. Индивидуальность, то есть результат соединения бесчисленного количества клеток, есть и у низших форм животных организмов, и у растений. Каждое дерево отмечено индивидуальностью. Можно предсказать поведение каждого вида рептилий. Хорошо известны рост лука, его образ жизни. Всё живое обладает индивидуальностью. Сомнительно, что человек, если у него есть бессмертная душа, это единственное из земных созданий, которое наделено бессмертием. И всё же мы не можем признать, что бык, дерево, червь или вошь бессмертны. Но я, глядя на мумию фараона, не могу поверить, что всё ещё существует разум, некогда оживлявший эту штуку. Конечно, душа – это не что иное, как химические реакции материи, постоянно изменяющей свою форму и свой состав. За несколько лет эта материя претерпевает такие изменения, что любой разум, любая душа исчезают. Все фараоны, которые составляли любого отдельного фараона, умерли за короткий период. Не только как группа физических организмов, но и как сущность, которую они создавали и которая известна под названием «душа» и под множеством других названий».
V
Что касается смерти, то Бирс считал, что для человека, переживающего этот опыт, она безболезненна, как рождение.
«Тысячелетия обычные смертные считали, что смерть вызывает агонию, боль, которая подчиняет человека, с которой ничто не может сравниться по силе. Теория была такова: рука всемогущего хватает душу, прикрученную к человеческому телу, и вырывает её из этого остова, а душа всеми стальными щупальцами хватается за него. «Ах, агония!» Я видел, как умирали сотни людей. Никто, кажется, не страдал. Страдание, сильное страдание может предшествовать смерти, но когда приходит смерть, жертва (или благополучатель) не знает о её приходе. Поэтому смерть безболезненна».
VI
«Религия как этическая система не может ответить на вопросы «откуда и куда?». Эти вопросы не имеют отношения к нравственности. Самые хорошие и самые плохие люди могут верить или не верить в бессмертие, и это не влияет на их отношения с ближними. Метафизик может быть злой или хороший, но его вера не влияет на его поведение.
Вопросы «откуда и куда?» остаются вне поля этики. Пусть люди создают своих богов, преклоняются перед ними, молятся им, и пусть это продолжается без конца. Боги меняются так же, как их творения. Ни один человек не может молиться одному и тому же богу два дня подряд».
Глава XII
Люди и их боги
I
Не стоит полагать, что все замечания, которые последуют дальше, сделаны в адрес великого правителя вселенной, настоящей сути всех вещей. К нему Бирс питал глубочайшее уважение, даже если сомневался, что в природе существует какая-то упорядочивающая сила. Боги, которых он высмеивал, были творением людей. Эти боги были так же порочны, как создавшие их смертные, и так же добры – не лучше и не хуже. Эти плоды воображения, столь же многочисленные, как люди, вызывали его сардоническую усмешку. Но я никогда не слышал, чтобы он оскорблял то величие, возможность существования которого он принимал во внимание.
Несмотря на непочтительность при упоминании божества и профессиональных священнослужителей, Бирс на самом деле очень уважал бога, но не уважал представителей – или «непредставителей», как он их называл – еврейского и христианского богов. Я не знаю, в какой вере он воспитывался, но знаю, что он терпимо относился ко всем религиям, даже когда высмеивал их. Он считал, что, по сути, они не слишком отличаются, будь то иудаизм, брахманизм, буддизм, зороастризм или христианство. Люди создали бога, а не бог – человека. Бирс мог почтительно снять шляпу в присутствии индейца, который преклонил колени перед палкой с тремя перьями, подпираемой камнем. И он мог так же склонить голову в присутствии ребёнка, который молится у ног матери. Он с одобрением смотрел на кафедральный собор. Может быть, действительно бога можно обнаружить во всех религиях в соответствии с интеллектуальными способностями верующего. Может быть, не было никакого божественного разума. Бирсу было всё равно, но всё-таки он надеялся, что не было из-за своего отношения к божеству. Ввиду тех ошибок, что сделали еврейский Иегова и христианский Иисус – оба сотворённые людьми – ввиду их колебаний, их противоречивых указаний, дурного устройства вселенной с планеткой, малоприспособленной для обитания людей (хотя евреи и христиане, кажется, считали, что вся земля создана для них), ввиду всех этих ошибок Бирс чувствовал, что не может почитать божество из Священного писания. А ужимки многочисленных богов просто забавляли его.
