Юрий Соболев - Павел Мочалов
Под № 11 помещено стихотворение «На игру артиста в роли»
Спасибо вам, спасибо от души,
За те минуты наслаждений,
Когда вы были без сравненья хороши.
Когда согрело вас артиста вдохновенье.
Теперь узнал, товарищ верный, отчего
И грудь болит — тоскует сердце, скучно,
Как будто ждет ответа от кого,
Но все молчит — и мы к молчанью равнодушны
И часто наш великий миг забвенья,
Который мы сердцам людей передадим.
Один наградою артиста наслажденьем,
Но за него творца в душе благословим.
Спеши, мой друг, стремись к высокой цели,
Достигнуть назначенья Твоего,
И ежели плоды твоих трудов созрели,
Ты награжден и на верху блаженства своего —
Стихотворение без заглавия, судя по содержанию, посвящено актрисе, игравшей с Мочаловым Луизу в пьесе «Коварство и любовь»:
Спасибо вам, спасибо от души,
За те минуты наслажденья,
Когда Луизою вы были хороши,
Когда взыграло в Вас святое вдохновенье.
Да, вот, мой друг, отгадка, отчего
И грудь болит, и сердцу что-то скучно,
И не находит чего-то своего,
И смотрим мы на мир, тоскуя равнодушно.
Да, верь тому, что миг святого упоенья,
Тот миг, что мы сердцам людей передадим,
Он нам тяжелое, святое наслажденье,
И за него лишь мы творца благодарим.
И посвящение артисту, и той, которая играла Луизу, очень выразительны для отношения Мочалова к искусству, как к трудному жизненному подвигу. Он убеждает «Артиста» стремиться к высокой цели, потому что знает, что если созрели плоды трудов, то художник награжден и будет наверху «блаженства своего». «Миг святого упоенья» — те мгновенья творческого подъема, которые так хорошо были знакомы Мочалову, они дают тяжелое, но святое наслажденье.
В этой же тетради нечто вроде стихотворения в прозе или своеобразного лирического дневника. Отрывок разбит на три части — каждая часть как бы запись дня.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
Бежим скорей, мой друг, бежим в страну изгнанья,
Мне скучно здесь, мне здесь противен свет.
……………………………………………………………
Ты полюбила! Жаль тебя!
……………………………………………………………
Молю тебя, не прерывай молчанья;
Молю тебя, — о! пожалей меня!
Лелей в душе ко мне лишь чувство СОСТРАДАНЬЯ.
А страсти гибельной беги как от огня.
………………………………………………………………
Спасибо тебе, все тебе. Да, прошел час — целый час, в который я писал, а теперь бросаю перо — беру трубку и задумался, спросите, надолго ли? Об чем? не знаю.
ВТОРОЙ ДЕНЬ, УТРО
У меня был он и не один; мы читали, но нам помешали мои доктора. Одним словом, мне вообще бывает лучше, когда мы трое! Одно меня порадовало. Опять ошибся, — не мое это слово — «надо сказать, немного успокоило, что ко мне приехал добрый и почтенный мой брат, которого не видал я две недели, потому что он очень хворал. Наступает вечер — шестой час — он обещал ко мне приехать.
Но поверишь ли, мне так теперь хорошо, что я не желал бы нынешний вечер никого видеть, даже и его… Представьте, какое блаженное положение — надолго ли? Увидим! В девятом часу приехал он, но просидел с четверть часа, и опять я один, беру перо и не могу писать, я расстроен и молча хожу по комнате. [Затем идет песня «Ах, ты, солнце красное», текст которого воспроизведен выше.]
Прости меня за эти стихи, право, вдруг что-то мне вздрогнулось и написал, но голова болит, рука ослабла, — сердце, — об нем и говорить нечего! Все никуда не годится. Прощай! Скоро десять часов, думаю, что через час я усну; до завтра, ах! обману себя — до свиданья!
ТРЕТИЙ ДЕНЬ, ВЕЧЕР
Скоро семь часов; сию минуту поехал от меня Соколов к нему, чтобы вместе отправиться к вам. Кажется, другой на моем месте не завидовал бы им, но я напротив! Я даже не захотел бы волшебным средством и невидимкою быть и не только не быть видимым, а даже и видеть, и слышать. Впрочем, я уверен, я т а к уверен, что ты думаешь о теперешнем больном и, право, прекрасном моем положении. Прошу тебя и знаю, что это лишнее. Пожалуйста, покажись ему, но не входи в беседу с ним. Завтра утром, может быть, я увижу его и спрошу.
………………………………………………………………..
И отделившись от людей.
Займешься ты мечтой своей.
Представь себе, что я теперь с тобой,
Читаю? [не «читаешь ли» — вероятно, описка. Ю. С.].
И занята вся мной.
Так и сделала, я угадал? Спасибо.
Половина восьмого. Верно, уже все у вас. Может быть, ты хозяйничаешь подле самовара; если это правда, то налей лишнюю чашку и выпей за меня.
Если мое здоровье позволит мне выйти, то в воскресенье или в понедельник я выйду, должен буду выйти! О, боже мой! Опять к людям; что мне с ними делать? Верь, верь, что мне грустно будет расстаться с добрым, скромным моим другом — уединением.
Я изнемог в борьбе с собой,
О, где мне от себя укрыться!
И суждено ли мне судьбой
Для счастия на миг забыться?
Вдруг родилась мысль спросить тебя, нравится ли тебе [слово неразборчиво. Ю. С.] этот стих:
«Ты мой Верховный Духовник?»
Прости, уж моя ночь.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ. ШЕСТОЙ ЧАС ВЕЧЕРА
Я жду их — они обещали заехать ко мне. Кажется, в воскресенье я выйду подышать немного чистым воздухом. Не знаю, скоро ли эти листки будут у тебя. Все еще мои гости не приехали, а мне что-то крепко скучно, — ни писать, ни думать ни о чем не в состоянии. Боже мой, когда? Нет надежды! На что? Чего жду? Чего ищу? Спокойствия души?
Мой друг, покой души не для тебя.
Все не по мне — все что-то не так. Но нечего делать, должен терпеть.
Прости, что в час унылого досуга
Я брал перо и вспоминал тебя,
Ведь у меня другого нет здесь друга
Одна здесь Ты и назвала себя.
Коль правда, так должна прочесть мои мечты.
Должна простить мне, что говорю Вам — Ты.
Этот лирический дневник очень характерен для Мочалова. Он тоскует, он жалуется на одиночество, у него разбито сердце. Неизвестно, кого имеет в виду Мочалов, кто была та, о которой говорит он в этих нервно-лирических строках. Думается, это не столько реальный образ, сколько поэтический вымысел, но возник он на почве вполне реальной. Нам кажется, что перед Мочаловым, когда писал он этот странный свой дневник-поэму, мелькал образ той, которая действительно была его единственной и верной подругой — образ Петровой, с которой его разлучили.
