Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке
– Ну что за люди! – недовольно ворчал он из-под своей попоны. – Говорят отойдите – значит, нужно отойти. И нечего права качать!
Парень стал целиться в камеру, и всех нас охватило какое-то оцепенение, как во сне – все это казалось настолько нереальным: в центре Москвы могут выстрелить в оператора в момент съемки фильма?!
И тут к парню подбежала девушка и вырвала у него пистолет.
– Вадик, опять ты за свое! – оттащила она его в сторону. – Обещал ведь!
– Извините, пожалуйста! – обратилась она к нам. –Выпил немного, мы были в ресторане, я на минутку задержалась, а он уже...
Кублановский все смотрел в глазок камеры и увидел, что кадр освободился.
– Мы готовы! Почему не снимаем?! – сказал он, как ни в чем не бывало, и я тут же дал команду «Камера!»
Подъехала к нужному месту машина с Державиным и Дюжевой, которые даже не подозревали, что мы пережили за это время, -они остановились на нужном месте и начали свой диалог. Остальное все прошло, как по маслу – сняли с первого дубля.
Почти аналогичная история произошла с нами на съемках фильма «Жених из Майами». Снимали сцену, когда Державин и Борис Щербаков ждут появления героини Толстецкой возле здания ТАСС.
Подходят двое парней шантраповатого вида и спрашивают нас:
– Кого снимаете?
– Щербакова и Державина, – ответили им.
– А где они? – спрашивают парни.
– Вон, стоят, – показали им на наших артистов, стоящих возле стенки здания.
– Сейчас мы им зубы повыбиваем! – сказали ребята и решительно направились к нашим артистам.
Вся группа повисла на них, стали звать милицию и только так мы спасли наших актеров от возможной травмы их главного достояния – лица.
Панкратов-Черный лишился передних зубов где-то в Казах-стане: какой-то «герой» нанес ему каратисткий удар ногой в лицо. И первое время с Панкратовым были трудности на озвучании – он слегка шепелявил, а потом освоился, речь стала нормальной, а под его усами практически не виден был его беззубый рот.
И я не могу не вспомнить съемки в Индии (фильм «Третий не лишний»).
Снимались Державин, Толстецкая, Кокшенов. Мы только поставили штатив на улице и стали устанавливать аппарат, как тут же стали собираться люди вокруг нас, стояли тихо, уважительно наблюдая за нашими приготовлениями. А когда мы попытались репетировать нужную сцену, выяснилось, что вокруг собралась такая огромная толпа зевак, что снять сцену без того, чтобы эта толпа не попала бы в кадр, было невозможно. Мы обратились за помощью к полицейскому, спросили его, нельзя ли как-нибудь разогнать толпу?
Полицейский ответил:
– Я могу это сделать только по решению парламента.
Пришлось прибегнуть к хитрости – я с актерами уехал в другую часть города и, когда все отрепетировали, приехал оператор, быстро поставили камеру и сняли, хотя к нам тут же стали сбегаться толпы людей.
Индийцы имеют великую кинематографию, они любят свои фильмы (да и многие другие народы тоже любят индийское кино!), любят своих актеров и вряд ли кто-нибудь захочет выбить зубы всеобщему кумиру.
В нашей группе не было актеров, известных индийцам, но все равно они с трепетом и уважением следили за процессом.
Потому что снималось кино. А они кино любят.
Мартирос Сарьян
Впервые я увидел Сарьяна в возрасте 6 лет – мы с мамой тогда год жили в Ереване у маминой тети Анаит, дочери Газароса Агаяна.
Сестра тети Анаит, тетя Люся – была женой Сарьяна. И потому мы очень часто бывали в доме Сарьянов и я помню свои первые впечатления от его мастерской, картин, его самого – уже седого тогда.
Помню запах фруктов в их саду – у Сарьяна был трехэтажный дом, а вокруг дома фруктовый сад, в саду текли арыки – там я пускал кораблики, срывал с деревьев и ел незабываемо-вкусные персики, абрикосы, виноград, ловил бабочек-кузнечиков. И часто наблюдал Сарьяна, рисующего в саду или мастерской... В картинах его я ничего интересного для себя в ту пору не видел –цветы, горы, портреты неизвестных мне людей.. Сам я в те годы рисовал танки, самолеты, пытался нарисовать Сталина, но безуспешно. И как-то в подсобке его мастерской, помогая перебирать его сестре тете Кате сложенные у стены картины я наткнулся на небольшую картину – на ней была нарисована демонстрация в Москве. В первой шеренге шел Сталин, в белом кителе, в белых, заправленных в сапоги, брюках. Таких картин в доме у Сарьяна и в мастерской я не видел и помню, меня тогда поразила эта картина, наверное тем, что там был нарисован Сталин. Значит, Сарьян в самом деле большой художник, раз так точно нарисовал Сталина. До этого я просил часто его нарисовать мне лошадь и у меня тогда было много карандашных рисунков лошадей, работы Сарьяна. Жаль, что они не сохранились. Много лет спустя я спросил у Сарьяна про эту картину.
– – Я нарисовал там много людей, – сказал Сарьян. – И сто первым его.
Повзрослев я, всякий раз, когда приезжал в Ереван, бывал у Сарьянов и объектом моего пристального внимания был Мартирос Серегеевич. Не могу сказать, что я вел с ним длинные беседы – нет. Сарьян на любой мой вопрос отвечал шутливо и на этом беседа обрывалась. Вот, как ответ на мой вопрос о картине со Сталиным. Ну что после этого спросишь еще? И мне приходилось задавать новый вопрос.
Например, я спрашивал:
– Мартирос Сергеевич, а кто из художников вам нравится?
И получал ответ:
– Э, мне даже я сам не нравлюсь!
Потом я привык к таким ответам и старался больше не приставать к нему с подобными вопросами, а сидел и молча наблюдал, как он рисует, отвечает на телефонные звонки или принимает гостей.
Например, пришел директор его музея Шаген и сказал, что с Сарьяном хочет повидаться скрипач Фейгин, ученик Ойстраха, приехавший на гастроли в Ереван.
– Раз Ойстраха ученик – зови! – разрешил Сарьян.
Зашел Фейгин, весь переполненный почтением к метру. Поздоровавшись, присел скромно за стол.
И Сарьян начал светскую беседу.
– Значит вы играете на скрипке?
– Да, Мартирос Сергеевич, – ответил Фейгин.
– А пальцы у вас длинные? – спросил Сарьян.
Фейгин с интересом посмотрел на свои пальцы, как будто впервые увидел.
– Не очень, – сказал он.
– А Ойстрах все за девочками бегает еще? – спросил Сарьян.
– Простите, не понял? – даже привстал со стула Фейгин от удивления и тут в разговор вмешалась тетя Люся:
– Мартирос, ты так шутишь, что люди не сразу и поймут, где ты шутишь, а где нет! Сейчас будем пить чай, – сказала она Фейгину.
– Почему шучу, – невозмутимо сказал Мартирос Сергеевич. – Раньше он очень даже бегал за девочками. Молодец!
Или приходит к нему его приятель по Нахичевани-на-Дону. В разговоре говорит Сарьяну:
