Станислав Зверев - Генерал Краснов. Как стать генералом
Как говорил П. Н. Краснов исполняющему обязанности главного полевого интенданта действующей армии генерал-майору К. П. Губеру, офицеры не получали отдельного казенного пайка и питались вместе с солдатами. В анонимной книге Апушкина еще упоминается П.Н.К. с рассказом об оставлении реки и станции Хайчен 18 июля после совещания Куропаткина с Штакельбергом [11, с. 86, 100].
В 1936 г. Краснов вспоминал, как осенью 1904 г. при штабе X армейского корпуса перед сражением на реке Шахе ветер дважды вырывал карту из рук и уносил с позиции. Генерал Случевский решил зайти в сарай. Где потише. Едва они сделали 200 шагов, как в место, где перед этим стояли, угодили 4 шимозы. Это спасение от смерти Краснов не считал случайностью, т. к. до того места ветра не было (П. Н. Краснов «О чуде (личные переживания)» с. 4).
Сражение на реке Шахе длилось с 22 сентября до 4 октября, его остановил только ливень. А. Н. Куропаткин, по новому требованию Императора, начал наступление против армии маршала Ойямы (170 000) для помощи осажденному Порт-Артуру. У Куропаткина 100 тысяч из 200 оставались в резерве. Стороны понесли большие потери, и сражение закончилось установлением позиционного фронта на 60 км. Данные о потерях разнятся, обычно указывается 42 тысячи наших раненых и убитых и 20 у островитян (Деникин пишет о равных потерях по 40 тысяч, Апушкин — по 59 тысяч). Краснов это сражение провел, как и другие, под пулями и снарядами, а этот бой был самым ожесточенным из всех предыдущих. Краснов записал и его не с позиций расположения войск, числа и тактики, а как фронтовой корреспондент, передающий России, как выносил русский солдат эту войну. Все то, о чем давно рассказывал ротный командир Кольдевин про самоотверженность воина, спасение солдатами из-под пуль раненых офицеров, преодоление страха смерти — все это Краснов теперь видел своими глазами и писал о жизнях, честно отданных за Веру, Царя и Отечество.
Перелом в войне не настал, желанной победы не достигли после многих суток беспрерывных боев. Позиционная война на какое-то время заставила скучать. «Привезут газеты недели за две, в разбивку, скачками. Сначала схватятся, начнут читать. Читать при свете огарка, часто лучины, в тесном кружке, за занавесью из палатки, прислушиваясь к тому, что делается впереди, на передовых постах и в секретах. В землянке дымно, угарно, за занавесью мороз уже сковывает сырую землю. Там слышен сдержанный говор. Люди собираются к походной кухне на обед. Все сидят за свечою, теснятся друг к другу и читают. И вдруг статья «О победимости России». Какой-нибудь публицист доказывает, что Россия может быть побеждена — ну хотя бы Японией.
— Господа, что же это? — скажет кто-нибудь и улыбнется сквозь слезы…
— Охота вам возмущаться, Семен Николаевич! — один напишет, что Россия победима оттого, что она велика, другой подсчитает наши финансы и скажет, что эта война будет длиться тридцать лет и нам нужно завоевать Корею, Манчжурию, Шантунг и Сандвичевы острова, третий, напротив, напишет, что нам ничего не нужно. Сидеть бы за Уралом и не «рипаться» не в свое дело…»
Краснов имеет в виду полемику между гр. Л. Л. Толстым и М. О. Меньшиковым: первый в связи с этой войной замахивался на всемирное владычество России (в 1854 г. А. Ф. Тютчевой оно тоже померещилось [84]) в будущем, ибо созданием Империи Русские доказали: они сильнее всех народов планеты и потому Россия непобедима. Однако Меньшиков парировал, что Россия не только победима, но даже «есть самая победимая из стран»! Оказывается, «свирепствующая» русская цензура позволяла не только публиковать во время войны такие выводы, но и обосновывать их тем, будто русский народ «нищий, невежественный, одичавший до равнодушия», недоедающий и перепивающий, больной и безземельный! В сентябре 1904 г. редактор и литературный критик Р. И. Сементковский спокойно заметил, что оба неправы в бесплодных философствованиях [92, № 3, стлб. 333–336]. В отчете 1906 г. Куропаткин не прошел мимо статей, во время войны подрывавших доверие к офицерам и особенно выделил Меньшикова. Офицеры, которых огульно обвиняли в отсутствии совести, пьянстве, разгильдяйстве и лени, не щадя жизни отдавали свои жизни, защищая Россию. Процент потерь офицеров к их среднему наличному числу был на 10 % выше, чем тот же показатель у нижних чинов. Нравственный уровень, недостойный Русского офицера с ноября 1904 г. по сентябрь 1905 г. показали всего 19 человек и были удалены из действующей Армии [52].
Клевета желала убедить в обратном.
«— А мы читай! — возмутился Семен Николаевич. — Мы люди простые. Привыкли уважать печатное слово. Мы ему верим. Мы по газете учимся. Вот ведь что!»
Действительно, вот ведь… как воздействует печать на сознание, приемы информационной войны интеллигенции против Отечества не поменялись даже с наступлением настоящего врага, который убивает не словом. Мало того, они вступили с этим врагом России во взаимовыгодное сотрудничество! Полковник Матоир Акаши вошел в связь с террористкой В. Засулич и через нее с В. Лениным, считавшим что «дело русской свободы и борьба русского пролетариата за социализм очень сильно зависит от военных поражений самодержавия». В мае 1904 г. В. Д. Бонч-Бруевич попросил помощи у японской социалистической газеты «Хэймин Симбун» для переправки с.-д. агитационных материалов русским военнопленным. Японская газета опубликовала предложение Бонч-Бруевича, а в начале 1905 г. предоставляла для пленных «меню» в 50 различных брошюр и прокламаций. Воспользовавшись «удачным моментом» нападения Японии на Россию, РСДРП значительно усилила антимонархическую агитацию: выпустила более 200 отдельных изданий против войны тиражом в 1,2 млн экз. 1/3 из них — доля «Искры» (до конца 1904 г.). Они сеяли ветер, а буря настигла всех. Пока правил Государь, Россия была единой и неделимой, и только немногие террористы-революционеры меняли верность Отечеству на преступления и измены. И они хотели, чтобы такими же революционерами стали все — все народы Российской Империи. Когда им это удалось, Краснов и его соратники по Японской войне ощутили последствия на себе или становились их причиной.
В. А. Апушкин, получивший солнечный удар под Даши-чао, в марте 1917-го сделался главным военным прокурором русской армии, членом ЧСК Временного правительства по расследованию действий министров, устроителем демократизации армии: отмены военно-полевых судов и смертной казни, — участник печально известной Пол ивановской комиссии; вступил в Красную армию и остался в СССР, где преследовался с 1930 г. и умер в заключении в 1937-м. Генерал: П. И. Мищенко, которого высоко оценивали Краснов и Деникин, выдающийся военачальник Русско-японской войны наряду со Штакельбергом, Самсоновым и Ренненкампфом, в 1917 г. демократическим правительством был отстранен от командования корпусом, но сохранил веру в превосходные качества русского солдата до 1918 г., покончил с собой в Дагестане, когда большевики при обыске отобрали у него погоны и награды. Ренненкампф в том же году будет убит красными. Не один поезд с Деникиным, целая Россия была отмечена роком предательства через революцию.
