Ольга Елисеева - Потемкин
В конце января 1770 года Румянцев донес императрице о «ревностных подвигах генерал-майора Потемкина, который, усердствуя службе вашего величества и Отечеству, сам просился у меня, чтоб я его отпустил в корпус генерал-поручика фон Штофельна, где самым делом и при первых случаях отличил уже себя в храбрости и искусстве»[254]. Командующий просил наградить Потемкина, и 3 февраля 1770 года Григорий Александрович удостоился первого ордена — Святой Анны.
Следом за Штофельном командование корпусом, где служил Потемкин, принял генерал-поручик князь Н. В. Репнин. Позднее Григорий Александрович обгонит его по чинам, и это станет одной из причин долго скрываемой неприязни Репнина к бывшему подчиненному.
Летом нового 1770 года Румянцева решил разыскать и разгромить главную 22-тысячную турецкую армию, подкрепленную еще 50 тысячами татарских всадников. По его сведениям, она находилась где-то на южном берегу Прута. 17 июня командующий перешел Прут и ударил по правому флангу противника. Потемкин со своим конным отрядом получил приказ форсировать реку тремя милями ниже по течению и обойти турок с тыла. Операция блестяще удалась. Турецкие войска, попавшие в клещи, охватила паника[255]. За успех в этом сражении Григорий Александрович получил орден Святого Георгия 3-й степени. Наградной лист императрица подписала 27 июля 1770 года, открыв его фамилией Румянцева, который был пожалован Георгиевским орденом 1-й степени.
Развивая наступление вниз по течению Прута, Румянцев 21 июня встретился с 80-тысячным войском турок и татар, стоявших лагерем у реки Ларги. 7 июля он атаковал их. В том сражении Потемкин вновь отличился. Армия двинулась к Кагулу, но в это время татары попытались отрезать противника от магазейна с провиантом, так что продовольствия в русских войсках оставалось не более чем на сутки. Румянцев приказал Потемкину взять отряд конницы и ускорить продвижение магазейна, защищая его от неприятеля. «Григорий Александрович, доставьте нам пропитание наше на конце вашей шпаги», — сказал он. Потемкин блестяще справился с делом, однако это поручение помешало ему принять непосредственное участие в знаменитом Кагульском сражении. Вернувшись к корпусу Репнина, он произвел поиски на Измаил (тогда полуразрушенную крепость) и Килию. А в следующем году разгромил турецкий отряд у реки Олты, ворвался в прибрежный город Цембры, где захватил множество мелких судов противника[256]. Здесь в плену находились несколько сотен христианских семей, которые под защитой Потемкина переправились на левый берег Дуная.
Полученные по представлениям Румянцева награды — орден Святой Анны и Святого Георгия 3-й степени — свидетельствуют о признании командующим заслуг Потемкина. Двое сильных, они уважали друг друга. Судя по письмам к Потемкину его боевых товарищей, также служивших под началом у Румянцева: Николая Репнина, Алексея Ступишина, Юрия и Василия Долгоруковых, Ивана Подгоричани, Матвея Муромцева и других, — Григорий Александрович нередко заступался за них перед суровым и властным командующим.
Что давало ему право на «особые отношения» с Румянцевым? Боевые подвиги? Несомненно. Но не только они.
Уже к началу войны Потемкин был личностью заметной, имел влиятельных друзей при дворе, состоял в близком знакомстве с государыней, пользовался ее личным покровительством. Продвигать такого человека вперед было делом выгодным и перспективным. Недаром язвительный и недоброжелательный Ю. В. Долгоруков, служивший вместе с Григорием Александровичем, замечал по этому поводу: «У Потемкина никогда ни в чем порядку не было, а граф Румянцев его весьма уважал по его связям у двора»[257].
Петр Александрович всегда пользовался при дворе почетом, его заслуги были слишком велики, чтобы не оказать ему должного уважения[258]. С 1770 года, в связи с назначением на пост командующего, реальный вес Румянцева чрезвычайно возрос. Однако и ему необходима была помощь во дворце, фельдмаршал надеялся на большую самостоятельность в принятии военных решений. Бесконечное обсуждение планов с Петербургом затягивало дело.
Осенью 1770 года он направил Потемкина в столицу, снабдив рекомендательными письмами для императрицы и Григория Орлова. Его отзыв о подчиненном был еще более лестен, чем слова Голицына: «Ваше Величество видеть соизволили, сколько участвовал в действиях своими ревностными подвигами генерал-майор Потемкин. Не зная, что есть быть побуждаему на дело, он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Сколько сия причина, столько другая, что он во всех местах, где мы ведем войну, с примечанием обращался и в состоянии подать объяснение относительно до нашего положения и обстоятельств сего края, преклонили меня при настоящем конце кампании отпустить его в С.-Петербург»[259].
Потемкину предстояло выступать на заседаниях Государственного совета и докладывать лично Екатерине II. Кроме того, он собирался поблагодарить императрицу за пожалование орденом. Еще 21 августа Потемкин писал государыне: «Не находя себя довольна в силах заслужить оную высочайшую милость на самих делах, еще менее себя чувствую способным на словах принесть всеподданнейшую благодарность. Нет для меня драгоценнее жизни, и та вашему величеству нелицемерно посвящена, конец токмо оной окончит мою службу»[260].
За год Потемкин сделался в армии еще более известен, чем до этого при дворе. Теперь ему предстояло соединить достижения на военном и гражданском поприще для дальнейшего продвижения. Камер-фурьерский церемониальный журнал, в который ежедневно записывались все события, происходившие при дворе, отмечает ласковый прием, оказанный Потемкину императрицей. За октябрь и ноябрь он одиннадцать раз обедал вместе с государыней в узком кругу приближенных. Затем присутствовал на первом празднике георгиевских кавалеров. Находившийся в тот момент в Петербурге брат прусского короля принц Генрих, познакомившись с Потемкиным, предрек ему большое будущее.
Но пока все это было лишь предчувствием счастья. Благосклонность императрицы, внимание общества, покровительство сильных мира сего, военная удача, наконец, могли отвернуться от Потемкина в любой момент. Тленные, мирские, преходящие вещи. Прибыв в столицу, Григорий Александрович привез своей даме сердца необыкновенный подарок. Крест из валашского монастыря в местечке Радовозы, который, по уверениям местного духовенства, был сделан из остатков Животворящего Креста Господня. Этот жест должен был сказать императрице о многом.
Доблестный крестоносец прибыл из Святой земли и преподнес своей возлюбленной самое дорогое — частицу Креста, на котором был распят Спаситель.
