Вилен Визильтер - Телевидение. Закадровые нескладушки
…оружие пролетариата
Раньше у пропагандистов истории пролетарского государства в ходу была фраза: «Булыжник – оружие пролетариата». Ее так часто повторяли, что она намертво застряла в памяти. Даже памятник этому пролетарию с булыжником поставили на Красной Пресне [прекрасная скульптура в стиле авангардизма работы И. Шадра – прим. ред.]. А вот и не булыжник, а бутылка – оружие пролетариата. Я в этом убедился на своем личном опыте.
В конце перестройки из городского пейзажа исчезли очереди, вечные спутники развитого социализма, и не потому, что вдруг наступило изобилие, а, наоборот, ввиду полного отсутствия присутствия продуктов питания и ширпотреба, исчезли даже тюлька в томатном соусе и завтрак туриста за 37 копеек. Лишь граненые бутылки с уксусом украшали пустые полки магазинов. И только у винно-водочных отделов остались очереди, угрюмые, злые, бесконечные. Они напоминали гигантские головастики: маленькая, бурлящая головка у входа в магазин и бесконечный молчаливо-угрюмый хвост.
Мы с оператором Грачиком Саакяном выехали на съемку этого экзотического штриха эпохи незабвенного «Минерального» Секретаря для программы «Авось». Грачик с большой неохотой и с каким-то нехорошим предчувствием согласился со мной ехать. Предчувствие его не обмануло. Не успел я дать команду «мотор», как от жаждущего «хвоста» отделился верзила с пустой бутылкой в руке и решительно направился в нашу сторону. «Бежим в машину», – шепнул Грачик. «Стой, хуже будет», – рявкнул я и повернулся к непрошенному гостю.
– Постой, братан, шарахнуть ты всегда успеешь. Лучше скажи, как тебя зовут?
– А тебе зачем?
– Ну как зачем, так принято. Ну меня, например, зовут Вилен.
– Как?!
– Вилен.
– И зовут-то тебя не по-человечески. Тьфу, прости господи!
– А тебя по-человечески?
– Меня – по-человечески.
– Ну и как?
– Леха.
Я понял, что мордобоя уже не будет. Момент упущен.
– Послушай, Леха, ты где работаешь?
– На «Серпе и Молоте».
– Ну и мы работаем, понимаешь, это наша работа. Ты думаешь, нам напиться не хочется от этой собачьей жизни? Ты лучше вместо того, чтобы бить нас по башке, скажи все, что ты думаешь об этом дерьме.
– Я-то скажу, так ведь ты хрен покажешь. Знаем мы вас. «Все, как один, вместе со всем советским народом…»
– Вот если не покажу, вот тогда и шарахнешь.
– Ну смотри! Я тебя из-под земли достану.
– А чего искать, вон наша проходная. – Я показал на шуховскую вышку. – Давай.
И Леха дал. Сплошные «пикалки» пришлось вставлять в его забористую речь. Я его поблагодарил и дал свой номер телефона с датой эфира. Он мне позвонил в тот же день:
– Ну, ты даешь! А тебя после этого никто не шарахнул по башке?
– Да вот, пока никто.
– А я ведь тебя чуть не того, вместе с твоей этой штукой. Да уж больно ты мастер зубы заговаривать. Но, хоть и болтун, но, молодец, слово держишь. Будь здоров!
Два памятника одному поэту
Во время съемок одной из телепрограмм мне пришлось побывать в двух городах Украины: в Киеве и во Львове. И в Киеве и во Львове, кроме всего прочего, мы снимали памятники украинскому народному поэту Тарасу Шевченко. И тут я обратил внимание на одну любопытную особенность. В Киеве на постаменте памятника выбиты слова из «Заповита» – Завещания. В переводе это звучит так:
И меня в семье великой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте помянуть
Не злым, тихим словом.
На львовском памятнике поэту тоже приведены слова из «Заповита». Но другое четверостишие:
Похороните и вставайте!
Кандалы порвите!
И вражеской злою кровью
Волю окропите!
Вот вам и разница в менталитете населения Восточной и Западной Украины. В одном – доброта и миролюбие, в другом – воинствующая агрессия. Одна страна, казалось бы, один народ, а какое разное, прямо противоположное отношение к миру. Да и к поэзии.
Привет от Ельцина
Где-то в году 1986-м или 1987-м, в бытность Б. Н. Ельцина секретарем Московского горкома партии, в одной из моих телепрограмм выступил академик Тоболин, главный педиатр страны, и привел очень тревожную цифру: «В прошлом году в Москве родилось 53 % неполноценных младенцев. Это говорит о вырождении нации». Тогда только-только повеял свежий ветер перемен, и внутренний цензор не отреагировал на этот тревожный сигнал. Так эта информация академика Тоболина вместе с его комментарием и ушли в эфир. На следующий день меня срочно вызывают в партком Гостелерадио СССР. Он помещался тогда в здании Госкомитета на Пятницкой. Битый час прождал в приемной. Наконец захожу. Огромный кабинет. В глубине – за огромным столом – Королев, секретарь парткома. Молчит, что-то пишет. Молчит минуту, вторую, третью. Понял. Выдерживает мхатовскую паузу. Как же ее любили в те времена чиновники всех рангов. Наконец поднимает голову: «Вы написали заявление об уходе по собственному желанию? Если нет, то настоятельно советую вам это сделать, иначе мы уволим вас по статье». – «С чего это?» – изумился я. «Читайте», – говорит он и протягивает мне официальное письмо, подписанное секретарем Московского горкома партии Борисом Ельциным. В нем сообщалось, что авторы такой-то передачи, вышедшей в эфир такого-то числа, «зловредно клевещут на Московскую партийную организацию и на всех москвичей в целом». Указывалось, что партийная организация Гостелерадио СССР недостаточно активно работает с кадрами и что необходимо очищать коллектив такой идеологически важной организации от зловредных элементов. В общем, что-то в этом роде. Дальше последовала стандартная фраза секретаря парткома: «Вы на чью мельницу воду льете? С чьего голоса поете? Идите. Вас уже ждут в отделе кадров». Пока я собирался с духом, власть в Московском горкоме переменилась, а вслед за ней сменилась партийная власть и в Гостелерадио. Началась перестройка.
Привет от Лапина
Это была последняя партийная конференция ЦТ. И последнее выступление Сергея Георгиевича Лапина. Может показаться странным, но я его видел первый и последний раз. В течение всех двадцати лет его княжения он был для меня почти мифической личностью. Он сел в кресло Председателя Гостелерадио СССР незадолго до чешских событий в 1968 году. И, как тогда шутили, началась столапинская реакция. Хуже всего было так называемым инвалидам 5-й группы. Он их терпеть не мог. Даже такая частушка гуляла по телевидению:
И где мне взять такую песню
И для себя, и для друзей?
И чтоб никто не догадался,
Что я по паспорту еврей.
К счастью, я оказался далеко от эпицентра этих событий, в Казахстане, на Казахской студии телевидения, где национальный вопрос тогда не стоял колом на повестке дня… И вот последний акт его драмы. Последнее выступление на партийной конференции Центрального телевидения. Суть его выступления свелась к тому, что виновники всех бед – инородцы и прочие инвалиды пятой группы. К сожалению, они просочились на телевидение и здесь мутят воду. Я не дослушал до конца его пылкую речь и пошел к выходу из концертной студии. А двери там стеклянные, прозрачные. И я со всего размаху, прямо всем своим ликом вляпался в эту дверь, аж искры из глаз посыпались. Дома, глядя на мою оплывшую физиономию, жена пришла в ужас: «Это кто тебя так?» – «Да ничего особенного, – ответил я, – это привет от Лапина».
