Тур Хейердал - По следам Адама
Итак, мы пересекли океан. Но никто понятия не имел, кто и зачем нас сюда вызвал. Двое из наших офицеров носили форму сухопутных сил. Глядя на них, мы тоже решили избавиться от авиационных мундиров. Так я перевоплотился в рядового пехоты номер 5268. Наверное, это еще больше запутало ситуацию, потому что теперь нас точно никто не мог найти. По прибытии в Лондон Главнокомандующий приветствовал нас такими словами: «Мы долго вас ждали, и нам вас очень не хватало!» Через четыре дня нам объявили, что никто не может понять, кому же именно нас не хватало. Поэтому нас послали в учебный лагерь в Шотландии и велели ждать до прояснения ситуации. Еще через какое-то время нам выдали новое оружие и амуницию и перевели в роту связи норвежской армии, базировавшуюся в заброшенном шотландском замке.
Командир роты встретил нас с распростертыми объятиями — под его началом служило множество офицеров и почти ни одного рядового. Каждое утро капитан Петерсен тщательно строил своих людей, и лейтенанты и сержанты браво рапортовали ему, что все на месте и чрезвычайных происшествий не произошло.
Поскольку у бойцов «Группы И» не имелось в наличии их мудреного оборудования, то каждый день нас либо отправляли в наряд по кухне, либо посылали помогать местным фермерам. Своих офицеров мы видели только на утренних построениях, поскольку пищу мы принимали в разных помещениях. Наконец спустя месяц на нас пришел приказ, и мы покинули замок капитана Петерсена, но только для того, чтобы расположиться неподалеку, в чудесной шотландской деревушке Калландер. Через несколько дней нас перебросили в университетский город Сент-Эндрю, где мы воссоединились с капитаном Петерсеном и его ротой связи. Разместились мы на сей раз в Вестерли, огромном старинном замке с широкими каменными лестницами, длинными коридорами и некрашеными деревянными полами. Целыми днями мы мыли эти лестницы и полы — именно мыли, а не протирали, потому что если пол не мокрый, то как доказать, что здесь убирались? Вскоре весь замок провонял сыростью и плесенью.
Мы жаловались и просились на фронт — все бесполезно. В качестве представителя группы я регулярно встречался с командиром роты и втолковывал ему, что с каждым днем мы все больше забываем то, чему нас учили. Тогда нам открыли доступ к передатчику Морзе. Надо сказать, за время учебы мы в совершенстве освоили азбуку Морзе, а чтобы записывать принимаемые сообщения, научились печатать десятью пальцами.
Меня беспокоило не только то, что мы ни на шаг не приближались к Норвегии. В довершение всех неприятностей ни одно письмо жены не доходило до меня из Канады. Я знал, что моего денежного довольствия не могло хватить Лив и детям на жизнь, даже на ту незатейливую жизнь, которую они вели в хижине в Мускокских лесах. Поэтому мне пришлось принять непростое решение продать Бруклинскому музею мою бесценную этнографическую коллекцию, собранную на Маркизских островах. Я не расставался с ней с того дня, когда покинул Норвегию. Помимо прочего, она включала редкие фотографии местных богов, королевскую мантию из человеческих волос, скрепленных волокнами кокосового ореха, а также великолепную корону из резного черепашьего панциря, инкрустированного перламутром. Откуда мне было знать, что в мое отсутствие Томас Ольсен предложил Лив и малышам пожить до окончания войны вместе с его семьей в их очаровательном загородном домике под Нью-Йорком?!
Когда я стоял в строю, расправив носки под углом шестьдесят градусов и бессмысленно уставившись перед собой в ожидании приказов, моя прошлая научная карьера казалась чем-то далеким и нереальным. Душа моя не засохла только благодаря книгам из библиотеки университета Святого Андрея, которые я набирал огромными пачками. В дневнике того времени я записал: «Снова принимаюсь за антропологию, поскольку, похоже, нас здесь нарочно маринуют. После обеда все, как всегда, мыли лестницу».
В нашей особо секретной группе из Канады зрело недовольство. Каждое утро начиналось с осточертевшего утреннего развода. Капитан-связист не хотел, чтобы его солдаты занимались под началом майора инженерных войск, расквартированного в том же замке. Поэтому он проводил занятия со своими подчиненными, а также с «Группой И» на заднем дворе замка. В утренних сумерках со всех сторон древнего здания зычно разносились приказы, и могло показаться, что здесь собрались целые батальоны, а не жалкие группки по шесть-восемь человек, которыми самозабвенно командовали толпы офицеров. Капитан приходил с фонариком, чтобы убедиться собственными глазами, что мы пришили на форму эмблему связистов, а не какую-нибудь другую. Затем двое из числа рядовых отправлялись на ритуальное мытье лестницы, а остальных распускали по казармам.
Так больше не могло продолжаться. Уж на что нам надоело драить лестницу и ходить в наряды по кухне, а тут еще разнесся слух, будто официанта из офицерской столовой переводят в другую часть. Значит, не за горами еще и эта работенка. Нам угрожала полная деградация. Мы договорились, что если кого-нибудь назначат на его место, он откажется, а остальные его поддержат. Только так можно напомнить о себе вышестоящему командованию. Нашу предыдущую жалобу мы обнаружили в корзине для мусора, когда убирались в кабинете капитана Петерсена.
Развязка наступила на разводе на следующее утро. Рядовому Байер-Арнесену (номер 5269) следовало заступить на дежурство в офицерскую столовую.
В ответ раздалось громкое и четкое: «Я отказываюсь».
Повисла зловещая тишина. Байер-Арнесену приказали выйти из строя и явиться к капитану в кабинет. Сперва капитан пытался его убедить, что служить в офицерской столовой — большая честь. Байер-Арнесен стоял на своем. Капитан в ярости схватил телефонную трубку и вызвал наряд военной полиции. Солдат и ухом не повел. Через некоторое время он собрал свои пожитки и под конвоем отправился на гауптвахту в Сент-Эндрю.
Меня, как представителя нашей группы, вызвали к начальству, чтобы я повлиял на товарища. Я сообщил капитану, что Байер — взрослый человек и сам знает, что ему делать. А если его арестовали, то следует арестовать и нас всех, потому что мы все отказываемся подчиняться этому приказу. В ответ мне заявили, что никто из нас еще не имел возможности отказаться, и такая возможность нам не представится, а вот Байера ждет трибунал. Более того, случись такое в немецкой армии, его давно бы уже расстреляли. Когда я поинтересовался, стоит ли брать пример с фашистов, то услышал в ответ: «На войне как на войне».
«Группа И» собралась на совещание. Поскольку на мне была форма связиста со всеми соответствующими нашивками и эмблемами, я взял ящик с инструментами и отправился в город, прямо в здание военного трибунала. Там я сказал, что что-то случилось с проводкой в одной из камер. Меня впустили и позволили проверить камеры. Проводка во всех камерах оказалась в порядке, кроме той, в которой сидел Байер. Там я задержался, передал заключенному шоколад и сигареты и кое-что получил от него. В штабе Верховного командующего норвежской армии в Лондоне служил в чине лейтенанта друг детства Байера, между прочим, сын министра обороны Оскара Торпа. Мне следовало передать ему письмо.
