Август Кубичек - Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940
До этого я был убежден, что мой друг хочет стать человеком искусства – художником или, возможно, архитектором. Теперь все было не так. Теперь он устремился к чему-то более высокому, чего я не мог до конца понять. Это даже удивило меня, так как я считал, что профессия художника была для него наивысшей, самой желанной целью. Но теперь он говорил о мандате, который он когда-нибудь получит от людей, чтобы вести их из рабства к вершинам свободы.
В тот необычный час со мной разговаривал молодой человек, чье имя тогда ничего не значило. Он говорил об особой миссии, которая когда-нибудь будет на него возложена, а я, его единственный слушатель, едва мог понять, что он имеет в виду. Должно было пройти много лет, прежде чем я понял значение этого захватывающего часа для моего друга.
За его словами наступило молчание. Мы спустились в город. Часы пробили три часа ночи. Мы расстались у моего дома. Адольф пожал мне руку, и я удивился, увидев, что он пошел не в сторону своего дома, а снова повернул к горам. «Куда ты теперь направляешься?» – удивленный, спросил я его. Он коротко ответил: «Я хочу побыть один».
В течение следующих недель и месяцев он больше никогда не упоминал об этом часе на горе Фрайнберг. Сначала мне показалось это странным, и я не мог найти объяснения его необычному поведению, так как не мог поверить, что он совершенно забыл обо всем. На самом деле он никогда не забывал об этом, как я выяснил тридцать три года спустя. Но он ничего не говорил, потому что хотел сохранить этот час целиком для себя. Это я мог понять, и я уважал его молчание. В конце концов, это был его час, не мой. Я сыграл лишь скромную роль благожелательного друга.
В 1939 году, незадолго до начала войны, когда я впервые побывал в Байройте в качестве гостя рейхсканцлера, я подумал, что сделаю приятное своему хозяину, если напомню ему о том ночном часе на горе Фрайнберг. И я рассказал Адольфу Гитлеру все, что помнил об этом, предполагая, что огромный наплыв впечатлений и событий, заполнивших прошедшие десятилетия, отодвинули на задний план переживания семнадцатилетнего юноши. Но после нескольких слов я почувствовал, что он отчетливо помнил этот час и сохранил его в памяти во всех деталях. Он, было видно, оказался доволен тем, что мой рассказ подтвердил его собственные воспоминания. Я также присутствовал при том, как в Линце Адольф Гитлер пересказывал это продолжение оперы «Риенци» фрау Вагнер, в доме которой мы оба гостили. Таким образом, мои собственные воспоминания подтвердились дважды. Слова, которыми Гитлер закончил свой рассказ для фрау Вагнер, также были для меня незабываемыми. Он торжественно сказал: «Это началось в тот час».
Глава 12
Адольф уезжает в Вену
Я давно уже заметил, что Адольф, когда он говорил об искусстве, политике или своем будущем, уже не удовлетворялся дружелюбным и знакомым, пусть и буржуазным Линцем и все чаще и чаще обращал свои взоры на Вену. Главный город Австрии, по-прежнему великолепный город империи и столица государства с населением 45 миллионов человек, Вена обещала ему исполнение всех его надежд на будущее. В то время, о котором идет речь, то есть летом 1907 года, Адольф уже знал Вену благодаря поездке, которую совершил годом раньше. В мае и июне 1906 года он находился там достаточно долго, чтобы прийти в восторг от всего, что особенно его привлекало: от придворного музея, Оперы, Бург-театра, великолепных зданий на рыночной площади, – но недостаточно долго для того, чтобы заметить бедственное положение и нищету, которые были скрыты за великолепными фасадами города. Эта обманчивая картина, созданная в основном его художественным воображением, сильно влекла его. В своих мыслях он уже был не в Линце, а в Вене, и его невероятная способность не замечать стоящую перед ним реальность и принимать за нее то, что существовало только в его воображении, теперь проявилась в полной мере.
Здесь я должен исправить небольшую ошибку, которую Адольф Гитлер допустил в «Майн кампф» в отношении своего первого пребывания в Вене. Он не прав, когда пишет, что ему еще не было шестнадцати лет, так как на самом деле ему как раз исполнилось семнадцать. Во всем остальном его рассказ полностью соответствует моим собственным воспоминаниям.
Я хорошо помню тот восторг, с которым мой друг говорил о своих впечатлениях от Вены. Но подробности его рассказа моя память не сохранила. Тем более удачно, что почтовые открытки, которые он присылал мне во время своей первой поездки в Вену, у меня сохранились. Этих открыток всего четыре, и помимо того, что представляют биографический интерес, они являются важными графологическими документами, так как они представляют собой самые ранние значительные образцы почерка Адольфа Гитлера, которые существуют в наше время. Это необычно зрелый, довольно плавный почерк, который едва ли можно было бы приписать восемнадцатилетнему юноше, тогда как неправильная орфография свидетельствует не только об отрывочных школьных знаниях, но и об определенном безразличии к такого рода вопросам. На всех открытках, которые он мне прислал, были изображены различные здания – и это важно. Другой молодой человек такого же возраста, безусловно, выбрал бы для своего друга открытки иного рода.
Первая из этих открыток, датируемая 7 мая 1906 года, являет собой шедевр открыточного производства того времени и, вероятно, стоила ему уйму денег. Она раскрывается как триптих, демонстрируя вид на Карлсплац, в центре которой стоит Карлскирхе (построена в Вене в 1716—1737 гг. во исполнение обета императора Карла VI, данного им во время чумы своему небесному патрону святому Карлу. Одно из наиболее значительных в Вене архитектурных сооружений в стиле барокко. – Пер.). Текст на открытке гласит:
«Посылая тебе эту почтовую открытку, я должен извиниться за то, что не написал раньше. В общем, я благополучно доехал и хожу по всему городу. Завтра иду на оперу «Тристан», а послезавтра на «Летучего голландца» и т. д. И хотя я нахожу, что все здесь очень красиво, хочу назад в Линц. Сегодня Штадт-театр.
Привет от твоего друга
Адольфа Гитлера».
На той стороне открытки, где изображен вид города, специально отмечена консерватория, которая, вероятно, побудила его выбрать именно этот вид, так как он уже подумывал о том, что когда-нибудь мы будем вместе учиться в Вене, и никогда не пропускал случая напомнить мне об этой возможности самым соблазнительным образом. На нижнем поле изображения он приписал: «Поклон твоим достопочтенным родителям».
Я хотел бы упомянуть, что слова «И хотя я нахожу, что все здесь очень красиво, хочу назад в Линц» относятся не к Линцу, а к Стефании, любовь к которой становилась тем сильнее, чем дальше он от нее находился. Безусловно, его пылкое стремление к ней удовлетворялось тем, что он, одинокий и чужой в этой бездушной столице, может писать эти слова, которые поймет лишь друг, разделяющий с ним его тайну.
