Сергей Семанов - Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
Полицейское начальство за него определило его же судьбу: бывшему политическому ссыльному сделать удачную карьеру очень трудно, а раз так — честолюбивый Борис решает, что проще этот строй свергнуть. Бежит из ссылки, переходит на нелегальное положение. Лих был Борис, а играть — так играть по-крупному! А тут подполье столкнуло его с Евно Азефом, и стал сын харьковского мещанина во главе группы террористов. Разом вылетели из его буйной головы все христианские заповеди, чему наставлял его добрый священник, учитель Закона Божьего, и про верность Царю и Отечеству, как завещал ему отец.
Борису Викторовичу только-только исполнилось двадцать пять, многие его ровесники еще не успели курс университетских наук закончить, а он уже готовился изменить судьбу России, уничтожая министров и великих князей. Скоро о нем услышит весь мир. А пока легкая и полная острых ощущений жизнь, полные карманы денег (от Азефа, а откуда они, спрашивать не полагалось — «революционная этика»). А тут еще обожание молоденьких курсисток… Верный порученец, исполняющий роль кучера (тоже революционер, бросивший Путейский институт). Обеды в «Аквариуме», ужины у Кюба, смена париков и костюмов… А впереди — великие подвиги и великая слава!
Кучерявый коротышка шел пешком в обратную сторону. Вскоре свернул налево, где в мрачноватом переулке стояло здание-коробка, называлось «Гостиницы для добрых приезжих», но явно не очень-то добрые люди там постояльцы — ночлежка, да и только. Коротышке все было нипочем. Он запросто расположился на нечистой койке, повесил ватное пальто на гвоздь, спустился вниз, в пропахшую щами «обеденную залу» (так называлась не очень чистая столовка), не спеша поел. Поднялся, лег на койку, проглядел «Биржевые ведомости». Особенно интересовали его последние две полосы с сообщением о курсах акций. Бросил газету на пол, повернулся к стене и сразу заснул. Разговоры трех подвыпивших соседей ему, надо полагать, не мешали.
…Первый весенний день в Петербурге выдался солнечным, со слабым морозцем. Коротышка не спеша направился к Неве, постоял на набережной, посмотрел. Как видно, достопримечательности Петропавловской крепости его не интересовали. Пошел назад, остановился у подъезда «Аквариума», прислонившись к фонарному столбу. Несколько извозчиков, поджидавшие невдалеке, на него даже не глянули — такие пешком или на трамвае добираются.
Часы под шпилем Петропавловской пробили два раза, а очень скоро к подъезду ресторана, торопясь, подошел высокий молодой человек в черной форменной шинели, на синих петлицах — скрещенные топоры, инженер казенного завода, значит. Подошел к коротышке, поклонился коротким кивком головы. Тот бесцеремонно вынул неопрятную ладонь, протянул инженеру. Тот не спеша снял щеголеватую кожаную перчатку, пожал протянутую руку, быстро отвел ее и засунул в карман шинели (ясное дело — поспешил протереть платком).
Разоблачились в прихожей, сели за тот же столик, где коротышка совещался с Савинковым. Подошел метрдотель во фраке, сопровождаемый двумя официантами. Почтительно поклонившись, спросил, что господа изволят заказать. Услышав, снова поклонился и отошел, а официанты рысцой разбежались в разные стороны — один на кухню, а другой к буфетной стойке.
Молодой инженер спросил то же самое, что и Савинков, а кучерявый — и так же непричесанный — коротышка опять заказал вчерашнее: видимо, вареные раки пришлись ему по вкусу.
Инженер чуть пригубил бокал, а кучерявый не спеша поедал раков, не всегда пользуясь салфеткой. Остановился, наконец, отодвинул тарелку с рачьими панцирями, поудобней устроился в кресле и коротко спросил:
— Вам известно, что нам нужно?
— Да, я готов вас свести с исполнителями.
— Когда? Мне нужно спешить.
— Завтра.
— А сегодня нельзя?
— Впрочем, вернее будет послезавтра. И не здесь, конечно, и не в центре, а у Нарвских ворот.
— Но это далеко, как я доберусь? — Коротышка так разволновался, что перешел с картавого русского языка на идиш.
— А вы скажите извозчику, он довезет, — засмеялся молодой инженер, отвечая на том же наречии.
— Но это же дорого! — взвизгнул кучерявый.
— Что вы, гораздо дешевле, чем эти раки.
— Было договорено еще в Берлине, что за все платит принимающая сторона!
Молодой инженер осторожно посмотрел вокруг, потом понизил голос и твердо отчеканил:
— Не шумите, вы не на местечковой ярмарке. Напоминаю, что название немецкой столицы звучит одинаково на всех языках, а здешние жители эту столицу не очень-то любят. Вы можете привлечь к нам внимание.
Коротышка ничуть не смутился, нагнулся к тарелке и опять принялся лущить раков. Инженер, уже не сдерживая пренебрежения, скривил рот и сказал:
— Послезавтра воскресенье, улицы будут многолюдны, что облегчит незаметность вашей встречи. Учтите, что это городская окраина, рабочие кварталы, и полиция там совсем не такая вежливая, как здесь. Нужный вам человек пролетарского вида в белой заячьей шапке будет вас поджидать у левой колонны ворот, если смотреть в сторону Нарвы.
— Позвольте, но где же таки эта Нарва, где?! — опять громко затараторил коротышка, размахивая обеими руками.
Инженер смеялся не стесняясь:
— Нарва — в противоположной стороне от «Аквариума», сообразите на месте. Рабочий парень будет держать в руках газету. Подойдете и скажете: «Здравствуйте, вы не меня ждете?» Только, пожалуйста, говорите по-русски, а не на вашем местечковом наречии.
— Это наречие — язык ваших предков, — горячился коротышка.
— У моих предков был совсем иной язык. И у ваших — весьма, впрочем, отдаленных — тоже. Ну, это вам растолкуют позже и не здесь. Не волнуйтесь, пожалуйста, за пиво и раков я заплачу.
И сделал жест метрдотелю.
Около подъезда ресторана молодой инженер взял извозчика и велел ему поехать к Пяти углам — состоятельный квартал недалеко от Невского. Опустился на меховое сиденье, поднял воротник, задумался. Да, дело серьезное, но очень нужное. Эту проклятую страну, с ее царями, волосатыми попами и этой безграмотной чернью давно пора пустить под откос. Она помеха на пути мировой цивилизации! Помогая японцам в их справедливой борьбе, мы поможем всему цивилизованному миру! Дело опасное, но этот местечковый балагула справится. Он тверд и крепок, как все воспитанники хасидов. А плохие манеры — пролетариям это безразлично.
Так думал Пинхус Моисеевич Рутенберг, недавний выпускник Петербургского технологического института. Теперь он служил инженером в Пушечной мастерской огромного Путиловского завода. Ну, мастерской она называется только по обычаю, это огромный цех с новейшим оборудованием. Рутенбергу поручено отбирать специалистов для срочной отправки их в Порт-Артур: необходим ремонт поврежденных русских кораблей.
