Сергей Смирнов - Роман с разведкой. Интернет-расследование
— Сегодня 29 декабря 1941 года, что по русскому исчислению соответствует 16 декабря. Так как до этой даты письмо, переданное нам на хранение, не было востребовано, то мы передаем его вам, ваше высочество. По мнению привлеченных нами авторитетных экспертов, вы и только вы являетесь тем самым наследником, о котором пишет император Николай. Великий князь, и вы, коллега, прошу еще раз убедиться, что печать на конверте не тронута и что его не вскрывали.
Француз с жадным интересом принял конверт из рук Владимира и ещё раз внимательно осмотрел его.
— Подтверждаю.
И держа конверт обеими руками, как будто что-то невероятно хрупкое, вернул его Владимиру Кирилловичу. Тот, как эхо, повторил:
— Подтверждаю.
Возникла пауза, раздался бой часов. Швейцарец, как будто страшась, что его могут заподозрить в желании увидеть, как русский принц будет вскрывать конверт, заторопился:
— Ну что ж, господа, моя миссия окончена, разрешите откланяться.
Нотариусы, сопровождаемые Сенявиным, вышли из кабинета. Владимир, положив конверт перед собой, несколько минут смотрел на него, не решаясь вскрыть. Конверт был надписан двадцать пять лет назад. На следующий день после события, окончательно расколовшего императорскую семью. На следующий день после убийства Распутина. Наконец, он взял нож для вскрытия писем. В конверте лежал обыкновенный и совсем не потерявший белизны лист хорошей почтовой бумаги. На нем, рукой все того же Николая II было написано: «Швейцарский национальный банк. Первая половина шифра — 2В122433».
Письмо было совершенно бесполезным. О второй половине шифра Владимиру Кирилловичу ничего известно не было.
Юрий Сергеевич Жеребков
В первой половине 20-х годов XX века Берлин был столицей русской эмиграции, здесь существовали десятки русских издательств, русские гимназии, театры, действовали различные эмигрантские организации. Но постепенно большинство русских покинуло Берлин. Тому виной была и «великая депрессия», особенно сильно ударившая по Германии, и политическая нестабильность. К моменту прихода к власти Гитлера в 1933 году «русского Берлина» уже не существовало. Но часть белой эмиграции в Германии все-таки осталось. В том числе и потому, что сочувствовала фашистам. Одного из таких русских фашистов звали Юрий Сергеевич Жеребков.
Жеребков был потомственным донским казаком, уже его прадед дослужился до звания войскового старшины. Его дед получил известность как один из героев последней русско-турецкой войны. Он сделал головокружительную для казачьего офицера карьеру. В начале Первой мировой войны генерал Жеребков вернулся на службу и в 1914 году стал императорским генерал-адъютантом и старшим в русской армии полным генералом от кавалерии. В начале марта 1917 года, в первые дни после Февральской революции, на митинге в Новочеркасске, столице Войска Донского, генерал Александр Герасимович Жеребков, которому тогда было 70 лет, сорвал с себя аксельбанты и погоны генерал-адъютанта, заявив о переходе на сторону революции. Отрезвление к генералу пришло довольно быстро. После прихода к власти большевиков он примкнул к белым, покинув Россию при эвакуации армии Деникина из Новороссийска в 1920-м. Два года спустя Жеребков умер в Нови Саде, что на территории современной Сербии. Нет никаких сомнений, что о судьбе своего сына Сергея он знал ещё с весны 1918 года, когда Сергей Жеребков, к тому времени войсковой старшина, то есть тоже генерал, находился в Ростове-на-Дону, где собирались офицеры, составившие потом костяк белой Добровольческой армии. Воспоминания о его страшной смерти сохранил один из лидеров ростовских меньшевиков Александр Самойлович Локерман, ставший её случайным свидетелем: «…Переодетый в штатское платье Жеребков шел по улице, когда кто-то узнал его. Подоспевший солдат ударом сабли перебил ему руку и вторым ударом ранил в лицо. Неистовствовавшая толпа сперва отдавала Жеребкову честь и иронически величала его «вашим превосходительством», а затем плевала ему в лицо, производила бесстыдные телодвижения и всяческие издевательства. Подоспевший увечный воин злобно и упорно начал бить несчастного костылем по свежераненному лицу. Пытаясь защититься от ударов, Жеребков взмахивал перебитой рукой, из которой фонтаном била кровь и отрубленная часть которой повисла и болталась на кожных покровах. Постепенно Жеребкова забили до смерти. Это если не единственный, то, во всяком случае, крайне редкий случай участия толпы в истязаниях. Обычно роль толпы сводилась к тому, что она кричала «ура» после расстрела, ликовала и даже танцевала вокруг трупов, глумилась над ними, не давала их убирать и т. д…Выступать на защиту убиваемых нельзя было. Толпа ревниво следила за теми, кто не выражал сочувствия избиению. Бабы чуть не подвергли самосуду интеллигентную девушку, с плачем убежавшую от картины издевательства над Жеребковым. Вслед ей кричали: «Эту тоже убить надо. Ишь плачет. Жалко ей буржуя»…»
Я прощу прощения у читателя за столь пространную цитату с описанием этого ужасного убийства. Но, может быть, это хоть в какой-то степени поможет понять мотивы поступков сына Сергея Жеребкова Юрия, которому в год убийства отца исполнилось десять лет, и меру его ненависти не только к большевистскому режиму, ноик народу, его принявшему.
В эмиграции жизнь Юрия Жеребкова складывалась несладко, он танцевал, выступал в варьете, гастролировал. С приходом Гитлера к власти стал активно сотрудничать с фашистами. Он входил в окружение генерала Бискупского, которого немцы поставили во главе организованной русской эмиграции в Германии. Василий Викторович Бискупский был оригинальной фигурой. Воевал в русско-японскую войну и в Первую мировую, был женат на знаменитой в начале XX века певице Анастасии Вяльцовой. Этот брак был тайным, а когда тайна раскрылась, Бискупский был вынужден оставить гвардию, где этот союз посчитали мезальянсом. В 1918 году он пошёл на службу к гетману Украины Скоропадскому, даже командовал войсками Центральной Рады в районе Одессы, где был быстро разбит отрядами Петлюры, а после того, как немцы покинули Украину, эмигрировал в Германию. Здесь Бискупский примкнул к крайне правым силам, стал членом нацистской партии. Существует версия, что после провала «пивного путча» в 1923 году на его мюнхенской квартире несколько дней прятался Гитлер. Вот такого влиятельного покровителя нашел себе Юрий Сергеевич. Кстати говоря, Кирилл Владимирович Романов с начала 20-х годов и до конца жизни поддерживал отношения с Бискупским, через него искал контакты с немецкими правыми. В середине 30-х, когда Бискупский был ненадолго арестован Гестапо по ложному обвинению в участии в заговоре против Гитлера, Кирилл даже написал письмо фюреру, в котором защищал генерала. Быстро освобождённый Бискупский навсегда остался ему за это благодарен. В последние месяцы войны Бискупский тяжело болел и умер вскоре после её окончания, что, скорее всего, избавило генерала от участи других генералов-коллаборационистов, выданных союзниками СССР.