Александр Волков - Опасная профессия
А Зародов, приехав домой с того партийного собрания, почувствовал себя плохо. Вызвали неотложку, оказалось — страшнейший инфаркт. Он все вынес в процессе самой борьбы, вынес и критику, и подначки, и угрозы, не вынес момента расслабления после борьбы, расслабления человека, который понял, что он, в общем-то, выиграл. Так он объяснял это сам, хотя порою вроде бы в шутку, но в связи с серьезными поводами, говорил:
— Это ты мне первый инфаркт сделал!
Наверное, надо сказать, что сложность его положения была во многом связана с конфликтом двух главных лиц в руководстве Российской Федерации: Кириленко, фактически возглавлявшим в то время Бюро ЦК КПСС по РСФСР (формально председателем его в 1964-66 годах был Брежнев), и Вороновым, Председателем Совета Министров республики. Они не просто дискутировали, они боролись за свое положение в системе власти, за близость к главному властителю, и потому борьба была жесткой.
Сейчас много говорят и пишут о противоборствующих кланах в высшем руководстве, связывая это с рождением рынка, коррупцией, мафией. Как будто все это неожиданно возникло, чуть ли не вчера. Наивно. И кланы существовали в те «социалистические» времена, и борьба между ними шла беспощадная, как «стрельба на поражение». Зародов в силу убеждений и каких-то традиций, прежних контактов, был на стороне Воронова, часто пользовался его поддержкой, сам ему что-то подсказывал, и Кириленко считал его своим противником.
После болезни Константин Иванович стал искать работу, которая позволила бы ему поменьше тратить нервов, уйти от столкновений — не просто их выдерживать с больным сердцем. Удалось это ему далеко не в полной мере, пожалуй, и совсем не удалось, скорее, это вообще были иллюзии, что такое удастся. Так или иначе, он стал первым заместителем главного редактора «Правды», заместителем Михаила Васильевича Зимянина, в то время только что пришедшего в «Правду». А мы, сотрудники «Советской России», оказались сначала без хозяина, а через некоторое время — под началом генерала, бывшего редактора «Красной звезды» Московского.
Однажды, в ноябре 1965 года, я написал передовую статью «Стратегия животноводства», посвящена она была самому заурядному делу — подготовке к зимовке скота. Но я пытался, как всегда, повернуть внимание читателя к экономике, придать статье проблемный характер. Неожиданно это вышло мне боком. Чтобы понятно было почему, придется коротко сказать о содержании статьи.
Накануне зимовки, говорилось в ней, стоило бы разобраться, правильно ли соотносятся в хозяйстве кормовая база и поголовье скота. Если между ними нет соответствия, колхоз несет убытки. И далее:
«Большой эффект без особых затрат может дать правильная работа со стадом. Если в хозяйстве постоянно анализируют, какая корова приносит уже не прибыль, а убыток, и заменяют ее в случае убыточности, если рассчитывают, что доходнее — двух бычков откормить до двухсот килограммов или одного до четырехсот, если проверяют, выгодно или не выгодно содержать свиноматку при таком- то потолке приплода, если, короче говоря, соизмеряют темпы оборота стада с экономической целесообразностью, в этом хозяйстве выиграют и на продуктивности и на рентабельности».
Что тут, казалось бы, можно возразить? Но именно за эти самые строки мне и предложили покинуть редакцию в 24 часа. Опять смешно? Это сейчас смешно, а тогда все было очень серьезно.
Еще тогда, когда я только написал передовую, позвонил Зародову, по другому, правда, поводу, но сказал ему о статье. Зародов заметил: поостеречься тут не грех, больно острые споры об этих вещах идут, поэтому показать бы передовую в сельхозотделе ЦК.
Понял я, что Константин Иванович опасается не зря, что-то знает, и отправился со статьей в сельхозотдел Бюро ЦК КПСС по РСФСР. И.о. заведующего отделом Цыбизов читал передовую как-то мрачно, все время что-то подчеркивая карандашом, а после прочтения предложил мне вычеркнуть чуть ли не все. Поспорили, а затем стали разбираться, что можно и нужно сказать. В конце концов, сошлись на компромиссном варианте: то, что его уж особенно раздражало, я убрал, а то, в чем мне удалось убедить его, он согласился оставить. То есть статья была фактически им одобрена и вскоре напечатана.
Прошло два или три дня после ее публикации, я собирался в командировку. Уже был на руках билет, и до отхода поезда оставались буквально часы, как вдруг меня вызвал заместитель главного редактора…
Надо заметить, что в редакции при Зародове сложились как бы две группировки, которые по-разному подходили к любому делу. Скажем, одна выступала за товарно-денежные отношения, за развитие экономических методов управления и т. д., другая стояла на традиционных позициях, сложившихся во времена администрирования, а может быть, и во времена более отдаленные. В какой-то мере эти группы замыкались на двух заместителях главного редактора, хотя нельзя сказать, что они возглавляли эти группировки, да и четких границ у последних не было. Но так или иначе, с одним из замов мы не раз вступали в спор на планерках, на летучках, просто в процессе работы и, надо сказать, что после ухода Зародова я все больше и больше испытывал давление с его стороны. У нас возникали конфликты, когда он пытался что-то поправить в статьях отдела, и уже некому было их разрешить, как прежде это делал Зародов. Некоторое время, до прихода Московского, этот зам. был, собственно, главным в редакции, ну а в период, о котором я говорю, Московский только-только сел в редакторское кресло, даже еще не успел, по-моему, составить себе представление о взаимоотношениях в редакции, о людях.
Короче говоря, меня позвал этот зам. и категорично заявил:
— В командировку вы не поедете, сдайте билет.
— Почему же? — удивился я. Не столько даже факту запрета, бывало ведь всякое, сколько тону заявления.
— Я говорю вам, что вы в командировку не поедете.
Он поначалу как бы не хотел раскрыть мне причины отказа, но я возмутился и сказал, что поеду уже через час, если он не объяснит мотивы решения. И тогда мне было объяснено, что передовая статья о животноводстве вызвала большое неудовольствие в верхах, предстоит разбирательство, которое повлечет за собой, видимо, достаточно серьезные для меня последствия. В такой вот все было сказано угрожающей, но неопределенной форме… Я вспылил и заявил: черт с вами, разбирайтесь, но пока вы разбираетесь, я поеду в командировку. Вернусь, тогда поговорим. И ушел.
Через несколько минут снова был вызван и услышал следующее: товарищ Кириленко оценил вашу передовую как глубоко ошибочную, она дезориентирует колхозы и совхозы, благословляя на уничтожение поголовья скота. Люди, виновные в этом, должны понести строжайшее наказание. «Люди» — это я, конечно.
