Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)
Я тогда же подумал: «Значит, «старец» благословил Николая воевать; значит, будет война с Германией и Австрией из-за убийства престолонаследника; значит, «праведник» признал, что Россия готова к войне, но не в том смысле, чтобы у нее все нужное для войны было, а в том, что с «внутренними врагами» дело покончено и настала пора приняться за внешних; ведь недаром «старец» на пути в Ливадию заехал в Киев и, по газетным известиям, основал в этом городе «общество расширения России на счет мелких славянских государств».
Подумавши так, я начал с нетерпением ожидать страшных последствий «старческого благословения», полученного Николаем на войну с Австрией и Германией.
Ожидание мое обострилось еще более, когда «старец», приехавши из Ливадии в Петербург, начал громко, очень громко на все стороны говорить: «Немцев надо проучить, настала пора: надо проучить!»
Событие, вызванное к жизни «придворным пророком», не заставило себя ждать долго.
5) Не любил «великий прозорливец» Государственную Думу и Финляндию. Всегда, когда бы я с ним ни встречался, раз заходила речь на политические темы, он непременно выражал свои мнения о Думе и Великом Княжестве. Правда, о Думе он говорил гораздо меньше, чем о Финляндии.
Я спрашивал его: «Как Дума? Она не стесняет царя?»
«Старец» отвечал: «Пустяки! Гадость! Кто ее будет слушать. Так собрал папа собак, чтобы другие собаки потише сидели на местах и не лаяли… Я все ему говорю, что вовсе Думы не надо. А он что-то боится. Боится, а потом беда будет… Ну, да я его заставлю, чтобы Думы не было».
На Финляндию же «старец» гораздо больше нападал. Он крайне возмущался, что у Финляндии есть «какая-то там гвардия».
Настаивал, чтобы царь послал туда войска и усмирил Финляндию.
Указывал, что нужно «смирить чуконцев», как он называл финнов, отнять у них права.
Выражался всегда так: «Вот эта гадина Финляндия, спать папе не дает; я ему говорю: отруби хвост этой змее, чтобы она им не виляла…»
И Николай рубил…
6) Министрами Распутин играл, как мячиками.
Возвративши меня из Минска в Царицын, «старец» Григорий, по его собственным словам, настаивал на удалении с поста обер-прокурора С. М. Лукьянова. Но Лукьянов не был удален только потому, что Распутин в то время не имел подходящего человека на обер-прокурорское место.
Когда же меня государь, главным образом по приказанию Распутина из Иерусалима, возвратил из Новосилья в Царицын, то Лукьянов, ставленник Столыпина, был немедленно удален с места. Об этом «старец» говорил мне так: «Я папе и маме сказал, что давно бы надо этого Лукьянова, прихвостня Столыпина, прогнать, а вы медлили; вот теперь не было бы такого скандала с Илиодорушкою; это все Лукьянов сделал, теперь ему нужно дать отставку…»
С. М. Лукьянов получил отставку с назначением в Государственный Совет.
7) На место Лукьянова «старец» Распутин поставил В. К. Саблера.
Прямым кандидатом на пост обер-прокурора был товарищ его – А. П. Рогович; последнему очень хотелось быть прокурором, но он не был знаком со «старцем». Владимир же Карлович в то время уже очень подружился с Григорием. Приглашал его несколько раз к себе на квартиру и, по выражению Распутина, ласкал его.
Григорий в долгу не остался. Он возвел Саблера на высокий пост обер-прокурора Синода. Читателю уже известны слова Распутина о том, как ему в ноги кланялся «Цаблер».
Сам В. К. Саблер с Думской трибуны дважды отрицал это, утверждая, что он никому в жизни не кланялся, кроме как Господу Богу. Он, чудак, думает, что кто-либо ему поверит. Из последней главы читатель увидит, что Саблер неправду говорил, Григорий же верно рассказывал.
Помимо Григория, Саблер однажды лежал в ногах у старца Варнавы, прося его принять от него золотой наперсный крест; видимо, он желал быть в милости у старца, которого при дворе очень в то время почитали.
Обо всем этом мне рассказывала серьезнейшая старушка – царицынская купчиха Тараканова.
Значит, утверждение Саблера и в той части, что он никому вообще, кроме Бога, не кланялся, также ложно.
Саблер почти исключительно поклонами поднялся на высокую ступень государственной власти.
8) После Саблера Распутин на пост товарища обер-прокурора возвел П. С. Даманского, выскочку из бездарных студентов Петербургской духовной академии. Старичок очень хитрый, покладистый; ради карьеры он готов всем пожертвовать. В деле ссылки Гермогена и меня за обличение Распутина, как читатель увидит ниже, Даманский играл выдающуюся роль. Всеми силами старался за Распутина, большим другом которого он был. Старался, зная все пакостные дела «блаженного Григория». Когда у него газетные сотрудники спрашивали: «Как же с «подвигами-то» Григория Ефимовича Синод поступил?» – Даманский отвечал: «Все «подвиги» преданы забвению!»
А новые хотя были, но они еще не были тогда открыты. А о том, что еще было скрыто, друзья «старца» и не заикались, ради карьеры мирясь со всем.
«Блаженный» Григорий уже давно, по его собственным словам, собирался «повысить» Даманского, но дело медлилось только из-за того, что Даманский был очень невысокого происхождения. Но когда В. К. Саблер был «доспет» в «прокуроры», то и эта причина потеряла силу. Даманский получил от Распутина проходное свидетельство к товарищескому креслу.
Ход П. С. Даманского из «грязи в князи» был (под натиском «старческих» указаний при дворе) так быстр и решителен, что бедный гофмейстер А. П. Рогович, два года мечтавший об обер-прокурорском месте, лишился и товарищеского кресла, будучи принужден выйти из казенной квартиры на Литейном в свою…
9) Особенно дорогим другом Григория Ефимовича является граф С. Ю. Витте, которого «старец» всегда зовет просто: Виття.
Когда «старец» бывает в Петербурге, то непременно бывает у Витти с визитом, а Виття к нему на квартиру ездит. «Старец» считает Виття очень умным и благородным человеком, а Виття, в свою очередь, до последних дней, зная «подвиги» Григория, говорит, что у Распутина возвышенная душа, что он – человек больших добродетелей и исключительного ума.
Кукушка хвалила ворону, а ворона – кукушку. С давних пор, еще со времени падения Витте при дворе, «старец» старается, чтобы провести Витте на какой-либо высокий пост; к этому Витте, по словам Распутина, очень стремится, но пока не выходит.
В 1912 году, когда я был во Флорищевой пустыни, Г. П. Сазонов, заразившись, по всей вероятности от Распутина, пророчественным духом, говорил моему брату Аполлону: «Вот скоро Григорий Ефимович поставит С. Ю. Витте в премьер-министры и старых министров заменит новыми, тогда конец Гермогену и Илиодору за то, что они устроили бунт против самодержавия. Витте их проучит…»
